Андреас Эшбах - Экспоненциальный дрейф

Это ощущение говорило ему, что, пока не поздно, нужно найти ответ на вопрос, который он не мог сформулировать.

Бернхард понимал, что Эвелин волнуется из-за него. Он пытался дать ей возможность принять участие в том, что в нем происходило, но у него это плохо получилось. Время! Он должен читать, найти ответ, решить трудную задачу. Он, и никто другой!

Но в один майский вечер, как раз за день до визита американского президента в Берлин, Бернхард достиг полного изнеможения. Он пренебрежительно бросил книгу, которую держал в руках, на пол и произнес без каких-нибудь задних мыслей:

— Если бы я хотя бы знал, как зовут мужчину, который приходил сюда в ноябре! Молодой человек в красной куртке. Он наверняка знает хотя бы вопрос!

Эвелин озабоченно взглянула на мужа.

— Я, конечно, не знаю, что ты имеешь в виду, но могу сказать тебе, как его зовут.

Бернхард был вне себя от удивления.

— Что?

— Незадолго до Рождества я ходила к доктору Реберу, и он сказал мне, что этого человека зовут Палленс, Армин Палленс.

— О! А почему он мне не… — Бернхард оборвал сам себя и почувствовал, как его организм настроился на новую цель. — Армин Палленс? Есть с чего начинать.

Эвелин некоторое время внимательно смотрела на Бернхарда. Но он больше ничего не сказал, и она продолжила смотреть телевизор.

Господин Лембек, директор клиники «Брюкенкопф», раз в месяц обходил разные отделения больницы. Весь коллектив боялся этого обхода, потому что после него всегда появлялась масса различных предупредительных писем, требований написать объяснительную и приказов на доске объявлений.

В этот раз Лембеку пришло в голову осмотреть подвал.

— У нас здесь что, мебельный магазин? — пробурчал он, как только они зашли в помещение рядом с котельной.

— Это осталось после ремонта, — объяснила Ирэна Кочич, которая вытянула не тот жребий и была вынуждена сопровождать Лембека.

— Ремонт? Ничего себе! А можно спросить, когда это было? При мне никакого ремонта не проводили.

— Вроде бы в 1998-м. — Ирэна вздохнула. — В ноябре.

— Прекрасно. И с тех пор этот хлам стоит здесь? — Лембек открыл пыльные дверцы шкафа. — Ну, вы даете, даже вещи из шкафов не убрали! — Он достал рубашку, которая когда-то была белой, но после четырех лет в подвале могла бы служить только в качестве изначального реквизита в рекламе стирального порошка, и сунул ее под нос медсестре. — Вот. Наверняка когда-то принадлежала больному. Как вы думаете?

Ирэна взяла рубашку, внимательно ее рассмотрела и узнала вышитую на ней монограмму. К ним нечасто попадали пациенты с монограммами на одежде.

— По-моему, это рубашка господина Абеля, — сказала она, — который в прошлом году вышел из длительной…

— Я знаю, кого вы имеете в виду. Запакуйте и отдайте рубашку в администрацию, — пускай отправят ему. — Лембек махнул рукой, указывая на шкафы и коробки. — А это надо убрать. Вынести отсюда и распорядиться, чтобы все отвезли на свалку.

Ирэна Кочич неуверенно повертела в руках скверно пахнущую рубашку.

— Не знаю. Может, ее лучше выбросить? Посмотрите, здесь еще пятна от крови, их уже не отстираешь. И на манжете что-то написано ручкой.

Они рассмотрели внутреннюю часть левого рукава. Неразборчивыми буквами было написано: Ко-аирин.

Лембек пощупал ткань.

— Ну нет! Это безбожно дорогая рубашка, высшее качество. Отдаст в химчистку, и будет как новая. Отправьте ему, он наверняка обрадуется. — Директор клиники еще раз взглянул на надпись. — Что бы это значило?

— Саудовская Аравия. — Лутц Фейдлер покачал головой. — По-моему, это шейхи и нефть. Никак не могу поверить, что они еще и в футбол играют.

— Потому что ты ничего не понимаешь в футболе! — ответил Ив Леманн и с шумом поставил на стол бутылки с минералкой. Была половина второго, и они посчитали, что еще слишком рано для пива. — Саудовская Аравия — трехкратный чемпион Азии. Я, конечно, ничего против наших ребят не имею, но деньги бы на их победу не ставил. — В телевизоре комментаторы обсуждали кадры, обычные для начала матча чемпионата мира по футболу. — Я вообще не могу поверить, что ты пришел: ты ведь всегда равнодушно относился к футболу.

Лутц заерзал в кресле.

— Да ладно. Ты, может быть, еще помнишь, что завтра наш самый важный день. До этого я просто хочу насладиться нормальной жизнью. — Он взял из вазочки пару соленых кренделей. — Я только боюсь, как бы наши инопланетяне не были преданы забвению среди всего этого футбольного безумия.