Олег Малахов: Отпуск

Олег Малахов

Отпуск

Сначала он пытался говорить. Видимо, уставая от неслышимости слов, он замолчал и сел. Она уже сидела и, смотря на невидимые предметы, уже не слушала, тоже устала. Монотонный звук одной и той же песни на протяжении двух долгих дней с изнурительными ночами перерос в атрибут созвучия голосов. Вчера у них произошел определенный контакт, но не осталось следов. Полночи две головы делили подушку. Получалось, что он чаще находился над ее дыханием. Утром измятая кровать показалась нечеловеческой. Он уже сидел напротив зеркала, нашел свой притихший взгляд, потом покинул постель. Та, которая рядом, просыпалась инертно, в мозгу роилось осознание наслаждения от посещения душевой. Вскоре предвкушение болезненного дня поглотило минутную слабость. Он брился. Опять около зеркала, и опять, не смотря на себя. Казалось бы, они углубились в затишье и всего лишь не пытаются беспокоить двойственность собственного мироздания. Он идет очень далеко, ступая мокрыми ногами по коридору, ведущему из ванной в спальню. Она дрожала и простынею укутывала тело. Простыня сопротивлялась и начала рваться. Он слышал или не слышал треск простыни, однако поскользнулся и, ударившись локтем, просто остался лежать на холодном паркете. Она тяжело дышала и заглушила его неожиданный стон. Заметно было, что брился он тщательно и аккуратно, хотя его движения не подтверждали его внутреннее спокойствие. Ее борьба с простыней выдавала обострение ее менструального цикла. Он проснулся, вопросы исчезли во мгле. Можно сказать: "Дорогая..." и что-то еще. Вставая с пола, он почувствовал запах алкоголя. Он пил вчера. Нет. Вчера он не пил. Потом он сослался на силу причуд. Хотя эрекции утром не было. Может быть, все таки было что-то подмешано. Но его рука наливала воду. Он вспомнил ее дыхание. Но не его запах, лишь определил, что находился в непосредственной близости с ее запахом, исходящим из ротовой полости. Он потрогал свою слюну и попробовал ощутить ее запах, слегка взмахивая пальцами рядом с носом. Затем можно было сказать: "Дорогая..." и извиниться за что-нибудь. Слишком глубокая конкретика ее взгляда отражала неуемную усталость, просачивающуюся за пределы стен и окон. Поток горячей воды слепо обливал ее вспотевшее тело. Но свежесть не обретала свое присутствие. Тело ощущало грязь между пальцами. Когда ей показалось, что уже достаточно воды и можно отдать себя полотенцу, руки послушно закручивали краники. Она продолжала обыденность действий, покидая душевую. В коридоре тело не мерзло, а пылало. "Так действует кипяток," - она думала. Тело продолжало гореть, будто лихорадка поселилась внутри. Пот выступал быстро и непрестанно. Ощущение грязи соперничало с ощущением скуки. Она полагала, что умудрилась заболеть за последние дни. Хотя жарко. Кондиционеры не создают сквозняков. Можно было бы спросить: "А есть ли ветер?" Пот обжигал тело. Она опять легла, уткнув лицо в жар подушки. Он проигнорировал ее проход по коридору, продолжая лежать на полу. Тем не менее он ощутил холод и начинал тереть руками полуодетое тело. Мороз происходил от попытки заключить в руках обмокшее полотенце. Он знал, что в этих комнатах нет кондиционеров, а окна открываются лишь ударом в стекло. Прозрачный барьер выпрямлялся в его сознании, конструируя связи с его инстинктами. Ему хотелось чего-то или вовсе ничего не хотелось. Она отчаялась расстаться со всепоглощающим огнем. Ее природа кровоточила. Ей захотелось...наверное, она просто была бы не против, если бы кто-нибудь был свидетелем ее странного изнеможения. Вечером можно было бы идти куда-то. Дом находился недалеко от места праздничной ярмарки, что-то вроде блошиного рынка. Многое привлекает. Они когда-то были влекомы. Сложно определить уровень их увлеченности чем-то. Он гладил рукой подбородок, а она меняла белье. Телевизор оставался включенным всю ночь. Музыка в магнитофоне соединяла часы. Ему не сложно было уснуть на полу, открытой раной остались его заключительные к определенному моменту мысли. Вроде бы ничего естественного не осталось, лишь изредка бросало в дрожь от ненайденности и безответности. Борьба не происходила. Двойственность расширялась. Прежние впечатления не волновали, новые не возникали. У нее не было больше причин быть прекрасной, а он воплощал отрешенность в отношениях с внешностью. Ей больше не хотелось загадочно смотреть, у него исчез взгляд в глаза, своих он уже давно не видел.