Кшиштоф Малиновский - Ученики Парацельса

- Тогда почему же вы не заглянули наверх? Сами бы увидели, что там происходит.

Профессор нервничал: загадочная история.

- А я и заглянул. Как же иначе? Но там коридор заперт изнутри, и все тут!

- Кто его запер? Изнутри? Зачем?

- Не понимаю, - старик покачал головой. - Не понимаю... я уж думал...

Доб взглянул на часы:

- Знаете что, Фрей? Если вы еще раз заметите что-нибудь подобное, сообщите мне. Я быстренько приду сюда, и мы во всем разберемся. Ну, а сейчас мне надо бежать на конференцию.

Портье явно недоумевал: он не ожидал столь слабой реакции. Фрей покачал головой, буркнул что-то себе под нос и выпустил Доба на улицу.

Конференция, как всегда, была невероятно скучной, и Добу пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы досидеть до конца. У него не шел из головы разговор с Таямой.

Нет, дело было не в том, что ущемлена его профессиональная гордость и после стольких лет работы приходится передавать лабораторию своему же ученику. Доб считал это вполне естественным, и это было хорошо известно в институте. Он всегда ставил во главу угла науку, и никакие эмоции не были властны над ним, если речь шла о научной истине. Но он был обижен на Таяму за нечто другое. Исследования должны были привести к какому-то результату - негативному или позитивному, но, во всяком случае, к чему-то определенному, не оставляющему иллюзий. А Доб был уверен, что еще слишком рано списывать его теорию в архив. И поэтому считал, что Таяма явно поторопился прервать его исследования.

Наконец председатель вырвал его из плена навязчивых мыслей, заявив:

- Если никто из присутствующих больше не собирается брать слово, то я вношу предложение кончить сегодняшнюю дискуссию.

Все единогласно поддержали его, и уже через минуту Доб был на улице. Медленно движущиеся тротуары переносили толпы людей, торопящихся домой или на вечерние спектакли в автовизионы. Он пробрался сквозь разноцветную толпу и медленно подъехал к остановке траггера. Машина беззвучно двинулась с места, и задумавшийся Доб даже не заметил, как оказался перед домом.

Сколько Анна ни пыталась выяснить, что с ним происходит, Доб так и не дал втянуть себя в разговор. Быстро съел ужин, поданный цифроном, и лег в постель, обложившись, как всегда, книгами. Никогда еще не удавалось ему прочесть хоть половину намеченных книг, но мысль о том, что вся необходимая информация у него тут, под рукой, как-то успокаивала его.

Он представлял себе, что говорят о нем сейчас в институте. Наверняка все неудачи приписывают ему. В конце концов, пока Добу не удастся синтезировать аксон, результаты, полученные в других лабораториях, не представляют никакой ценности. Правительство, вложившее в эти исследования огромные средства, проявляло все большее нетерпение - программа трансгалактических исследований оказалась невыполненной, тысячи подвергнутых тестам и многократно исследованных добровольцев уже больше года ждали ответа, а институт все еще не давал его.

Доб не раз задумывался - не были ли эти усилия, направленные на получение идеальных протезов - искусственно созданных из белка рук, ног... мозгов... - утопией? Зачем улучшать людей, отправляющихся в космос? Зачем давать им шансы, большие, нежели те, какие дала нам сама природа? "Человек с улучшенным мозгом", - сама мысль об этом казалась Добу абсурдной. Порой он чувствовал удовлетворение, что не ему первому она пришла в голову. Наверняка у людей из Института космической медицины были свои соображения, но...

Он усмехнулся: "Если бы прошел номер с аксонами, мы могли бы создавать искусственных людей. Но зачем? Кому они нужны?" - Эта мысль, как и раньше, показалось ему абсурдной. - "Если стремление человека к созданию все более совершенных автоматов оправдано, то желание создать искусственного человека - сущий идиотизм. Что бы мы стали с ним делать? И в чем заключается эта искусственность? В способе его возникновения? Но этот способ не более искусствен, чем тот, при помощи которого возникаем мы, - в конце концов здесь все зависит только от точки зрения. Он не отличался бы от нас ничем, кроме этого. Стало быть, мы попросту создавали бы людей лучших, более совершенных, чем мы сами. А те в свою очередь принялись бы улучшать нас, придя к вполне логичному выводу, что нас следует переделать по их образу и подобию. Разница между ними и нами существовала бы недолго... С автоматами намного проще. Пожалуй, в человеке заложено врожденное стремление к конструированию мыслящих существ из неживой материи. Мысль о том, что их уровень развития ниже нашего, порождает в нас сознание власти над ними. С другой стороны, таким образом мы обеспечиваем себя верными, более безотказными союзниками в наших исследованиях. Для нас они - в определенном смысле существа второго сорта. Но при этом никто не может обвинить нас в отсутствии гуманизма и демократизма".