Лоис Буджолд - Память

Если допустить, что это было невезение. Майлз изнывал от желания пойти проследить за допросом пленных. Иллиан был остро заинтересован в двух вещах: во-первых, освободить Форберга живым, а во-вторых – выяснить, был ли курьер похищен случайно или намеренно. Если намеренно… кому-то придется заняться внутренним расследованием. И Майлза крайне радовало, что такого сорта грязная работа не относится к области его компетенции.

Наконец вошла хирург, еще не снявшая стерильного комбинезона. Она уперла руки в бедра, пристально посмотрела на Майлза и вздохнула. Выглядела она усталой.

– Как там барраярец? – рискнул поинтересоваться Майлз. – Он… гм-м… поправится?

– Не так уж плохо. Разрезы очень чистые и, к счастью, прошли чуть ниже коленных суставов – это спасло нас от массы осложнений. После всего он просто станет сантиметра на три короче.

Майлз поморщился.

– Он уже встанет на ноги к тому времени, как окажется дома, – добавила она, – учитывая, что путешествие займет недель шесть.

– А! Прекрасно.

Но предположим, шальной луч плазмотрона прошелся бы прямо по коленям Форберга. Или где-то на метр выше, разрезав его пополам. Даже чудесам, которые совершают дендарийские мастера-хирурги, есть предел. Вряд ли бы это стало кульминацией карьеры Майлза: сперва беспечным тоном сообщить шефу СБ, что он сможет спасти Форберга, почти не отвлекаясь от текущих дел, а затем привезти его упакованным в мешок для трупов. В два мешка. Майлз ощутил слабость от диковинной смеси ужаса и облегчения. «Бог мой, как неудобно будет все это объяснять Иллиану!» Хирург просматривала результаты сканирования, бормоча всякие волшебные медицинские словечки. – Мы по-прежнему в самом начале. Никаких явных аномалий не видно. Единственный способ, каким я могу внести немного ясности, – это вести наблюдения во время вашего приступа.

– Черт, по-моему, мы уже испробовали все известные науке виды стрессов, электрошоков и стимуляторов, пытаясь вызывать его прямо в лаборатории. А я думал, пилюли, которые вы мне дали, взяли процесс под контроль.

– Это обычный-то антиконвульсант? А вы его правильно принимали? – она поглядела на Майлза с подозрением.

– Да, – он оборвал свои еще более дурацкие протесты. – А вы не думали испробовать еще что-то?

– Нет. Потому-то и дала вам этот монитор для постоянного ношения. – Она окинула взглядом смотровую и не обнаружила приборчика. – А где он?

– В моей каюте.

Она раздраженно поджала губы.

– Дайте-ка я догадаюсь… В тот момент на вас его не было.

– Он не помещался под мою боевую броню.

Она стиснула зубы:

– Не могли бы вы по крайней мере подумать о том, чтобы… чтобы отключить свое оружие?

– Вряд ли я оказался бы полезен моему отряду в случае опасности, будь я разоружен. С тем же успехом я мог бы остаться на борту «Перегрина».

– Вы сами и есть опасность. И вам, безусловно, следовало остаться на «Перегрине».

«Или дома, на Барраяре.» Но сохранение в тайне персоны Форберга было самой насущной частью задания, а Майлз – единственным дендарийским офицером, которому СБ доверила барраярские имперские опознавательные коды. – Я… – он прикусил язык, оборвав свою тщетную защиту, и заговорил снова: – Вы совершенно правы. Этого больше не повторится, пока… пока мы с этим не разберемся. Что нам теперь делать?

Хирург развела руками: – Я провела все тесты, какие знаю. Очевидно, что антиконвульсант – это не решение. Это некая разновидность идеосинкразического криогенного повреждения на клеточном или субклеточном уровне. Вам следует показать свою голову самому одаренному крионеврологу, какого вы сможете найти.

Майлз вздохнул и нырнул в свою черную футболку и серую форменную куртку. – На данный момент все? Мне нужно срочно проследить за допросом пленных.

– Уж я думаю. – Она поморщилась. – Только сделайте нам всем одолжение. Не ходите с оружием.

– Есть, мэм, – смиренно произнес Майлз и смылся.

Майлз сидел перед шифрованным комм-пультом в своей каюте на борту флагмана «Перегрин», составляя свой, похоже, тысячный секретный рапорт с места действий шефу Имперской безопасности Барраяра Саймону Иллиану. Ладно, «тысячный» – это нонсенс. В среднем у него было не более трех-четырех операций в год, и по сути он был на этой работе меньше десяти лет, начиная со своих приключений во время вторжения на Верван, которые и придали всему официальный статус. Меньше сорока заданий. Но он уже не мог навскидку сказать номер последнего, если специально не задумывался. И это вовсе не следствие затяжной криоамнезии.