Кир Луковкин - В паутине

— Ну прямо Первый круг какой-то, — выдал он наконец.

— Ты о чем? Что за круг? Это очередная твоя аллегория?

— В общем, нет. У меня было то же самое. Поэтому мы с тобой и в психушке.

Паук вскочил от неожиданности и заметался вокруг лавки, совеем как давешняя муха. Он хотел что-то сказать, но слова нужные не подбирались; внезапно он понял все, он понял, отчего ему отшибло память и примерно догадался, что устроил вчера, такое случается — все ясно, все стало на свои места, а ты не в состоянии подвести итоговую черту, стоишь и глупо хлопаешь глазами. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на лед. А Вадик сидел и печально улыбался.

— Значит, это по-настоящему….

— Ну, — Вадик развел руками, — кому как.

— И что же теперь делать?

Парень пожал плечами, встал, распрощался и собрался было уходить, но Паук потянул его за рукав:

— Подожди. Давно со мной такое? Ну, с памятью, я, наверно, раньше все помнил про себя, настоящего.

— Где-то с неделю.

— Получается, каждый день я вынужден вспоминать….

— Грубо говоря — да. И каждый день выслушиваю твою историю. Это даже забавно. Скоро начну сезонные графики чертить.

— Но почему?

— Жалко. Мне кажется, ты залетел сюда по ошибке. Не то, что большинство из здешних, эти-то хроники, они всю сознательную жизнь галлюцинируют. Я тебе помогу выбраться, ты главное, не дергайся. Поразмысли, пока время есть, может найдешь ответ. Не найдешь, ну не беда, есть завтра.

— И послезавтра и так далее, до бесконечности. Судя по словам врача, вчера я нашел ответ, но я его не помню, — глухо сказал Паук. Он ожидал услышать нечто другое, потому что наделил свой вопрос другим смыслом.

— Может, ты успел записать его, как и это, — Вадик кинул взгляд на бумажку. Паук тут же отдал ему клочок бумаги.

— На всякий случай.

— Бывай. В столовке увидимся. И еще вечером, когда телик сядем смотреть.

На том они и распрощались.

Вскоре больных загнали в палаты, провели дневной осмотр и процедуры. Близился час обеда. Благодаря вадиковому внушению Паук стал воспринимать это место не как дурдом, а как своеобразное чистилище душ. Лихая сыграла с ним злую шутку, и он все сильнее осознавал безысходность создавшегося положения. Вадик говорил что-то про письма. Обшарив палату, Паук нашел в ящике стола кипу помятой бумаги и несколько фломастеров. Исписанные листочки были выдраны из тетради. Нашлись и рисунки. Под бумагой лежала потертая книжка с крестом на обложке — обтянутая черным бархатом и вся утыканная закладками. Рядом с книгой находилось еще несколько предметов: стеклянный шар с человеческим глазом внутри, ластик, карманные часы, высохший яблочный огрызок. Предметы не говорили Пауку абсолютно ни о чем, зато рисунки заставили призадуматься. Пять штук, и они отличались не только сюжетом, но и техникой исполнения.

Первый. Человечек с бородой. Вместо рук и ног палочки. Детская аляповатость.

Второй. Холм, а на его вершине распятие и облака. Солнце вот-вот упадет за горизонт. Небрежный набросок.

Третий. Рыбина с птичьими крыльями парит в небе. Четко прорисовано.

Четвертый. Древнегреческая колонна и тень от нее. Резкие тени, много грифеля и кое-где смазано пальцем.

Пятый. Равнина со множеством мелких деталей. Сюрреалистический пейзаж. Похоже на подмалевок к будущей картине.

Он решил почитать записи. Начал с самой верхней — последней.

"Вот уже шестой день со мной такая карусель и когда это кончится, я не знаю. Вадик говорит, что шестой. Я сомневаюсь. Я уже никому не доверяю, даже себе. Наверно, мне здесь самое место.

Где-то есть другой мир. Мой мир. Я — потерялся и не могу найти выход.

Мне кажется, что амнезия и мои галлюцинации как-то между собой связаны. Я думаю, что это иллюзия, но это настоящее и, каждый день, в ожидании новой иллюзии, я вижу это, и оно вызывает амнезию. Разум отрицает эту действительность, но не может найти другую. Замкнутый круг.

Надо поговорить об этом с Вадиком. За мной следят. Мои каракули наверняка перечитывают и используют против меня. Точно! Забавно. Как я догадался записывать с первого дня? Если ты (т. е. я) прочитаешь это в седьмой раз, не пиши ничего. Будь осторожен.

Шестой день. Шестой. Мир был создан за семь дней. На шестой день Бог создал человека. Господи".

Дальше почерк сбивался, а потом стал ломаным. Через несколько строчек было торопливо выведено поперек линии листа:

Освобод правда на седьмой это кон они идут надо

Оторвавшись от записей, Паук посмотрел в окно. Солнечный свет словно померк. Сердце гулко стучало в груди. Во рту у него пересохло. Если бы записки несли опасность, ему бы просто не дали это читать. Следовательно, врачи ждут от него каких-то шагов. Сегодня. Он вернулся к самой первой записи, остальные не стал читать: