Рэй Нельсон - «Если», 1993 № 11-12

Темное судно неожиданно накренилось и, развернувшись, подставило мне свой левый борт. Никакой суеты возле орудия больше не наблюдалось.

Когда чужак удалился ярдов на сто, я пустил вдогонку парочку очередей, а потом пробрался к рубке и спустился вниз, в машинное отделение. Едва я прикоснулся к стартеру, как двигатели застонали, и катер двинулся вперед. Работая рулем, я отклонял катер слегка то влево, то вправо, чтобы его не задел случайный выстрел чужака. Но тот, выпустив пару снарядов, отказался от дальнейших попыток.

Когда огромное оранжевое солнце встало над водой, окрасив ее кровавыми полосами, я выровнял курс так, чтобы оно осталось у меня за спиной, поставил управление на автопилот и опустился вниз, чтобы проведать Риссию.

Она уже проснулась, но выглядела еще более худой и изможденной, чем при первой встрече. Улыбнувшись, она произнесла несколько слов, но таким слабым голосом, что я не расслышал.

— Прости, милая, — переспросил я, — слишком много стрельбы было вокруг меня, и я, видимо, оглох. Как ты себя чувствуешь?

Показав на свои уши, девушка покачала головой: она тоже меня не слышала. Я потрогал ее лоб: температура была нормальная, пульс тоже в норме.

— Я приготовлю чего-нибудь горяченького, — сказал я и с этими словами пошел в камбуз, где открыл банку с готовым супом, вскипятил его, поджарил тосты и налил стакан апельсинового сока. Увидев все это, Риссия села на койке, но видно было, каких усилий ей это стоило. Она набросилась на еду, как изголодавшийся котенок, а когда насытилась, подняла руку, которая, видимо, показалась ей слишком тяжелой, и прикоснулась к моему лицу. Губы ее двигались, но я услышал только одно слово: «Мэл». Вокруг глаз темнели синяки — признак того, что в ее организме из-за резкого перепада давления лопнуло много сосудов. Заставив ее немного пошевелить руками и ногами, я убедился в том, что они целы.

Мне хотелось перенести ее в каюту, но, как выяснилось, я и сам был настолько слаб, что не мог поднять ничего тяжелее суповой ложки. Оставив девушку на месте, я заботливо укрыл ее одеялом, пожелал спокойной ночи и свалился на соседнюю койку.

Когда я проснулся, было около полудня. Встав под душ, я окатил себя холодной водой, потом горячей, нашел электробритву Кармоди и побрился. Потом зашел к Риссии: сегодня на ее щеках появился слабый румянец. Накормив ее горячим супом, я принес котелок воды для умывания, кусок мыла и расческу, а сам вышел на палубу, чтобы заняться необходимыми делами.

Тело Кармоди было тяжелым, у меня ушло не менее пяти минут на то, чтобы подтащить его к поручню и перевалить через борт. При падении одна его рука поднялась, словно для прощания со мной. Он был хорошим парнем и погиб, в сущности, из-за меня, а я так небрежно его хороню. Но что делать? На палубе невыносимо жарко.

Рашас был легче. Отправив его вслед за Кармоди, я развел в ведре соль, смыл кровь и вымыл всю палубу. Когда я закончил работу, солнце уже светило вовсю, играя бликами на сверкающем чистотой катере.

Проверив наш курс, я убедился, что мы идем строго на запад и через какой-нибудь час увидим берег Африки чуть южнее Туниса — в том случае, конечно, если он тоже не провалился на дно морское. Риссия все еще лежала в барокамере, поскольку это было самое прохладное место на судне.

— Мы скоро войдем в порт, — сказал я, зайдя ее проведать, — я приглашу к тебе врача, и через несколько дней ты будешь молодцом. Потом уплывем куда-нибудь, куда скажешь. У нас хватит запасов для самого долгого круиза.

Примерно в час дня я увидел длинную полосу суши коричневого цвета, настолько плоскую, что она едва возвышалась над линией воды. Уже через пятнадцать минут мы осторожно пробирались в порт, минуя обломки кораблей и мусор, которым была забита гавань. Видимо, тайфун, пронесшийся над этой частью моря, превратил в прах суда, стоявшие на рейде.

В порту царило оживление: сновали пассажиры, работали погрузочные краны, торговцы наперебой предлагали морские диковины. Предупредив Риссию, что я уйду ненадолго, только найду ей врача, я спрыгнул на пристань. Размахивая десятидолларовой бумажкой, я искал кого-нибудь, кто бы говорил по-английски. Из толпы ко мне протиснулся парень с усиками, какие носят американские солдаты, взял десятку и вызвался меня проводить.

— Мне нужен доктор, — объяснил я.

Он с готовностью закивал головой, повел меня вдоль порта, потом мы пересекли шумную улицу и вошли в узкий переулок, извивавшийся между древними домами, как змея. Дальше мы поднимались по лестнице между стенами, заросшими мхом. А там не успел я оглянуться, как парень метнулся в боковой проулок и бесследно исчез. Мне стало ясно, что я в очередной ловушке.