Томас Диш - «Если», 1995 № 04

Страсть к потребительству, богатству — одна из вечных, пожалуй, страстей. Не всем обществам удавалось ее удовлетворить в людях, но от этого страсть вовсе не исчезала. Другое дело, как человек ее может удовлетворить. Честно трудясь или становясь преступником. Что тут скажешь? Общество должно помочь человеку идти первым путем. Государство для того и существует, чтобы так и было.

— А чем же сейчас занимается бард Юлий Ким?

— Как и все последние 15 лет, пишу песни и пьесы. Сочинил романтическую сказку «Кисть Рафаэля», которую взялся поставить Молодежный (бывший Центральный детский) театр.

— Сказка, как известно, — ложь, но в ней намек. Что автор хочет сказать тем, кто будет сказку слушать?

— Не хочется рассказывать до премьеры. Однако могу заметить, что отчасти это отклик на переживаемое нами время. Потребность откликаться остается во мне — когда-то и я «за мир» боролся. А в этой сказке художник изобразил на холсте сундук с деньгами, да сделал это так страстно, что сундук «ожил». Стал настоящим, с самыми же настоящими деньгами. Вокруг этого начали происходить всякие глупости…

РАФАЭЛЬ, а все как-то неожиданно всколыхнулось… Деньги, деньги… Кто же выручит нас всех?! А! Старый пират, мой кровный друг! Ну что, сплаваем по белой стрелке? Ты здесь хозяин, мы твои гости — давай, раскошеливайся! Не обедняешь, чай!

ЧАРЛИ. Чужим кошельком все мастера распоряжаться. Ты лучше свой заведи, художник. Возьми да нарисуй.

РАФАЭЛЬ. Да? А что? Хорошая мысль. Прекрасный совет! Я нарисую. Я их сейчас так нарисую, что ты все свои отдашь за этот холст, гангстер! Это будет шедевр, апология золота! Его повесят рядом с Джокондой, и тогда ее загадочная улыбка обретет наконец смысл: вот, оказывается, чему она так рада! (Начинает писать). Деньги, деньги, деньги — о, эти полновесные желтые кружочки, эти дублоны, цехины, франки, кроны, гинеи и гульдены — даже ваши названия так и перекатываются во рту, как драгоценные камни! Какое наслаждение перебирать вас, составлять веские столбики, а затем ковшиком ладони скатывать со стола на плюшевое дно шкатулки и слушать этот мягкий стук и медовый звон! Так и хочется по локоть зарыться в их податливую смеющуюся груду и осыпать, осыпать себя искрометными пригоршнями. Кто сказал, что деньги грязь, деньги прах? Кто придумал, что они лишь соблазн и наваждение дьявола? Это глупец сказал, это неудачник придумал, разве можно такую красоту унижать скудоумной бранью? Нет, деньги действительно не пахнут — пахнут руки, в которые они попадают, вот на них — да, бывает и грязь, и кровь, а золото — металл благородный! Полнись, полнись, мой кипарисовый ларец, с каждым взмахом волшебной кисти все сильнее дави на столик своими бронзовыми лапами и откинь узорчатую крышку, открой нам это переливчатое чудо — и пусть даже старческий выцветший взор при взгляде на тебя вспыхнет на миг жарким огнем алчности — и помолодеет!

От автора.

Для блага человечества и по просьбе Философского общества США упоминающееся далее философское уравнение приводится как уравнение «С», без расшифровки.

Комната не была ни темной, ни грязной. Просто в ней царил беспорядок. На полках огромных книжных шкафов зияли пустоты, повсюду, раскинув страницы, валялись книги. Ковер был запорошен исписанными листами бумаги. Поваленное чучело совы с унылым видом клевало Китай на глобусе.

Доктор Мадж работал. Ему мешали упорно сползающие очки; правая рука была вымазана чернилами, даже на носу красовалось чернильное пятно.

Провались мир в тартарары, это не потревожило бы доктора философии Ярмутского университета. В его голове бушевал вихрь философских и физических идей пополам с высшей математикой.

Тому, кто смог бы прочитать мысли Маджа, доктор показался бы отважным человеком. Внешнее впечатление складывалось иное. Во-первых, Генри Мадж был тощ. Во-вторых, лыс. К тому же невысок, со слишком большой головой, длинным носом и удивительно ясными глазами. И весь нацелен на работу. Нахмурившись, Мадж посмотрел на часы. Уже начало седьмого. В запасе оставалось полчаса. Он просто обязан завершить работу за этот срок. Времени в обрез, но он успеет домчаться до университета, чтобы выступить на заседании Философского общества.