– В конце концов, – сказал я мимоходом, – после того, как послушаешь гимн несколько раз подряд, он начинает блекнуть. Я не хотел никого обидеть, – добавил я поспешно.
– Никто не обиделся! – сказал Тималти, – и ни один ветеран ИРА, переживший восстание и влюбленный в свою страну, на тебя не обидится. Если слушать одно и то же десять тыщ раз подряд, чувства притупляются. Так вот, как ты правильно заметил, за эти три-четыре богоданных секунды все здравомыслящие зрители бегут к выходу как угорелые. А самый лучший из всех…
– Дун, – сказал Снелл-Оркни. – А может, Хулихан. Ваши спринтеры!
Все заулыбались, гордясь его догадливостью.
– И вот, – севшим от волнения голосом, прищурившись, сказал Тималти, – в этот самый момент, в каких-то ста ярдах отсюда, в уютном полумраке кинотеатра на Графтон-стрит, в середине четвертого ряда у бокового прохода сидит…
– Дун, – сказал я.
– Этот парень внушает мне ужас, – проговорил Хулихан и приподнял кепку.
– Дун, – Тималти сглотнул слюну, – именно он. Дун еще не видел этого фильма: Дину Дурбин показывают по просьбе кинозрителей. А на часах уже…
Все посмотрели на стенные часы.
– Десять часов! – сказала толпа.
– И всего через пятнадцать минут зрители разойдутся.
– И что же? – спросил я.
– А то, – сказал Тималти. – А то, что… если мы отправим туда Хулихана показать, какой он быстроногий и проворный, то Дун с готовностью примет вызов.
– Вы что же, ходите в кино, только чтобы пробежать спринтерскую дистанцию до гимна? – полюбопытствовал Снелл-Оркни.
– Бог ты мой, нет, конечно. Мы ходим ради песен Дины Дурбин. Но если Дун вдруг заметит, что пришел Хулихан – его поздний приход и место прямо напротив Дуна сразу бросятся в глаза, – ну, тогда Дун сразу смекнет, что к чему. Они поприветствуют друг друга и будут сидеть и слушать прекрасную музыку, пока на экране не замаячит слово «КОНЕЦ».
– Конечно. – Хулихан приплясывал на цыпочках и поигрывал локтями. – Вот я ему задам!
Тималти посмотрел на меня в упор.
– Парень, я вижу, что эти подробности изумили тебя. Ты думаешь, как это у взрослых людей хватает времени на такое? Чего у ирландцев в избытке, так это времени. То, что у вас в стране кажется незначительным, становится значительным у нас, когда нет работы. Нам не доводилось видеть слона, но мы знаем, что нет страшнее твари на земле, чем козявка под микроскопом. Так что, хотя спринт до гимна и не перешагнул границ, это – благородный вид спорта, стоит лишь им заняться. Позволь теперь огласить правила!
– Во-первых, – резонно сказал Хулихан, – спроси у этих господ, захотят ли они делать ставки после того, что они узнали?
Все уставились на Снелла-Оркни и меня посмотреть, насколько мы прониклись их рассказами.
– Да, – сказали мы.
Присутствующие согласились, что мы поступаем более чем человечно.
– Итак, по порядку, – сказал Тималти. – Это Фогарти, главный наблюдатель за выходом. Волан и Кланнери – судьи-надзиратели в проходах. Кланси – хронометрист. И широкая публика:
О'Нил, Баннион, братья Келли – всех не пересчитать. Идем!
Мне показалось, будто меня закрутила-завертела чудовищная снегоуборочная машина, ощетинившись скребками и щетками. Веселая ватага повлекла Снелла-Оркни с приятелями и меня вниз по течению улицы к мириадам подмигивающих огоньков, манивших нас в кинотеатр. Тималти суетливо выкрикивал основные сведения:
– Очень многое зависит от типа кинотеатра, конечно!
– Конечно! – проорал я в ответ.
– Есть вольнодумные, щедрые кинотеатры с широкими проходами и выходами и еще более просторными туалетами. В некоторых столько фарфора, что собственного эха можно испугаться. А есть жадные – куда людей набивают, как сельдей в бочку; проходы узкие – пока живот не подберешь, не протиснешься, коленками стукаются о спинки кресел, а когда идешь в туалет, что в кондитерской через дорогу, выйти в дверь можно только боком. Каждый кинотеатр придирчиво оценивается до, во время и после спринта, учитываются все обстоятельства. Потом время, показанное бегуном, признается хорошим или бесславным, в зависимости от того, пришлось ли ему продираться сквозь мужчин и женщин, или преимущественно через мужчин, или в основном – женщин, но хуже всего пробираться через детей на утренних сеансах. Есть искушение косить их, как траву, укладывая рядком, налево и направо, поэтому мы с этим покончили – теперь только по вечерам, в кинотеатре «Графтон»!
Болельщики остановились. Огни кинотеатра вспыхивали в их глазах и на щеках.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу