Елизавета Манова - Дорога в Сообитание

- Ортан! - вскрикнула я в запоздалом испуге. - Ортан, что это было?

- Я не знаю, - сказал он. - Откройся. Дай мне войти.

И совсем как ильф, он молчал, полузакрыв глаза, и лицо его было далеким и непонятным. И, как ильф, он улыбнулся, когда открыл глаза. Это была просто улыбка, улыбка губ, но мне все равно почудилось возле него легкое облачко доброты и веселья.

- Все хорошо, - сказал он. - Общая Память взяла то, что ей надо. Теперь, - сказал он, - нам бы только дойти до моря.

- Это твой друг? Один из тех?..

- Да.

- Он тебе помогает?

- Нет, - сказал Ортан. - Он просто сделал то, что считал правильным. Мне нельзя помогать, - сказал он. - Я выбрал сам и должен сам дойти до конца и принять то, что влечет за собой мой выбор.

- Ортан, значит, нас оставят в покое?

- Нас - да, - сказал он, и лицо его потемнело. - Это хорошо для нас, но плохо для всех людей. У нас не будет права на выбор. Сообитание определит все само, потому что мы неразумны. Поспи, - сказал он. - Мы будем идти без привалов до самой ночи. Завтра нам не удастся много пройти.

И я спросила, уже уплывая в дрему.

- Ортан, а что такое Первый запрет?

- Нельзя убивать взрослых самок, - ответил он неохотно.

Ортан сменил направление и уводит нас на восток. Мы уходим все дальше от прежнего курса; местность меняется, появились холмы и все больше рощ не сказочных рощ-привалов, а самых обычных - из раскидистых растов.

Мы идем и молчим; сегодня легче идти, нет истомы и этой странной тревоги. То, что я наговорила вчера... интересно, он сердится на меня или слова мои для него ничего не значат?

Ортан замер и поднял руку. Он стоит и вслушивается в себя, и лицо его неподвижно, как камень. Вечный серый гранит, неподвластный страстям...

- Норт! - сказал он. - Мы будем драться. Нам повезло: это только луры. Если мы не нарушим закон, может быть, удастся спастись.

- Какой еще закон? - спросил, усмехнувшись, Норт. Кажется, он рад, что удастся подраться.

- Никакого оружия. Только руки и зубы.

- Нич-чего себе! - сказал Норт.

А потом появились звери. Серые хищники, не очень большие, но их было много. Десятка два или три.

- Элура! Возьми Илейну и поднимитесь на холм. Вас не тронут.

Не думая ни о чем, я взяла за руку Илейну и отошла немного назад. Это безумие. Им не выстоять против стаи.

Ортан и Норт стояли плечом к плечу, и я вдруг подумала: а это красиво! Двое сильных мужчин против стаи зверей.

А потом я не думала ни о чем. Серая волна накатилась на них. Налетела, окружила, сомкнулась. Вой, рычание, хриплый визг. И опять, как тогда в горах: как будто что-то взорвалось. Мощное движение, за которым не успевает взгляд, и Ортан уже на ногах, и несколько серых тел распластано на траве. Он повернулся в Норту, ага, вот и Норт на ногах, но тут дело хуже: яркая кровь на куртке, кровь течет по лицу, он шатнулся, но устоял, и опять на них налетела волна, туча серой ярости, воющего безумия.

И снова взрыв, и опять волна откатилась, но что-то не так, зловещая каменная тишина, словно день вдруг потемнел и превратился в вечер.

И в руке у Норта окровавленный меч...

Ортан глядел на Норта и горько молчал, но Элура была уже рядом с ними, и в руках у нее был самострел, беспощадный и ловкий, готовый к бою.

- Говори с ними! - велела она. - Скажи: это убивает на расстоянии. Скажи: я убью всякого, кто сделает шаг...

Один из зверей все-таки сделал шаг, и тонкая стрелка вонзилась в лохматое горло, и стая ответила хриплым воем.

- Скажи: им придется убить меня, чтобы добраться до вас. Ах, вы не верите?

Снова свистнула стрелка, еще одно тело бьется на сочной траве, и она засмеялась недобрым радостным смехом.

- Пусть уходят! - сказала она, - а то и им придется нарушить закон!

И стая медленно отступила.

Она обернулась к Норту, улыбнулась в ответ на его восхищенный взгляд и спросила:

- Как ты? Крепко порвали?

- Да есть маленько, - ответил Норт.

- Ортан, тут где-то есть вода? Надо заняться ранами.

- Есть, но не очень близко. Ладно, - сказал он. - Теперь уже все равно.

Теперь уже все равно, и это я виноват. Я должен был драться один. Норт - человек, он не может драться, как я, и нечестно требовать от кого-от, чтобы он дал себя убить. Он не мог не нарушить закон, и это я виноват, что позволил его нарушить.

Норту трудно идти, и я ему помогаю. Он молчит, ему стыдно передо мной. Я тоже молчу - мне нечем его утешить. Теперь мы обречены. Теперь все, что может убить в угодьях Трехлунья, поднимется против нас. Два дня и ночь, думаю я. Нам столько не продержаться. Мне даже не хочется сопротивляться. Закон черным грузом лежит на мне, и я не могу одолеть его тяжесть. Кто вне закона - тот вне жизни...