Поговори мне еще о несчастных случаях, корова жирная. Поговори мне еще о какой-то вине.
– Я вас вывезу на лужайку. Уж там-то вы не сумеете набедокурить. Будьте паинькой. Посидите, погрейтесь на солнышке, пока оно светит. Вы должны радоваться возможности побыть на воздухе, мистер Ривен. Я так понимаю, вы вообще такой человек, который долго дома не усидит…
Это — да. Бегать, прыгать, карабкаться по горам. Страсть к движению и свежему воздуху едва меня не убила.
– Ну вот. Можете тут сидеть, наслаждаться солнцем. Через час будет ланч. Я за вами приду, а вы пока нагуляйте себе аппетит.
С тем она и ушла, чайки — за ней, в воздухе — запах нагретой солнцем травы. Ку-ку.
Боже мой. Даже если уйти на инвалидность… это не может быть до такой степени скучно!
Он опять дернул за рычаг в подлокотнике кресла, но двигатель не тянул на заросших травою рытвинах. Кресло его проползло пару футов и встало с каким-то зловещим скрипом.
Ой. Должно быть, опять забыл выжать сцепление. Вот интересно, а можно на этой штуковине ехать по трассе? Или хотя бы по проселку. Я вполне мог бы пристроить сзади своего золотистого Лабрадора… Вот гадство, я и свистнуть-то ему прилично теперь не в состоянии.
Он сидел, жмурясь от солнца и унылых мыслей, пока снова не разболелась башка, потом вздохнул и уставился взглядом на свои колени. Такие худые, скрюченные, даже под одеялом заметно. Теперь в них больше металла, чем костей. Мы его соберем, будет как новенький, даже лучше, чем было… Давай-ка следующего; этому ноги мы вставили.
Ладно, еще часок чудного южного воздуха, а потом сестра Бисби Волосатые Руки, — Та-Кого-Нужно-Слушаться-Беспрекословно, — оттащит тебя на ланч местных гурманов: парные котлетки с фруктовым пюре. Или — если повар настроен на авантюры — может быть, небольшой такой бифштекс или жареные почки с деликатной капелькой кетчупа. А потом мы отъедем в салон, нюхнем ихнего ликерчику, хлопнем наших болеутоляющих и будем ждать ужина, после которого весело отмаршируем в постельку. Жизнь замшелого сквайра из глубинки.
Подожди-ка минуточку, а вот и Моулси, полоумный старикашка, идет поздороваться. Невменяемый абсолютно. И единственный, кто со мной разговаривает. Ну, привет, Моулси. Так на какой мы сегодня планете?
Лицо старикана похоже на мятый коврик, красное, что печеное яблоко, но с сияющими голубыми глазами, — голубыми, как озеро под безоблачным небом. Он немного пожевал пустым ртом, потом скосил глаза и прошептал:
– Стало быть, вы не исчезли. Вы еще здесь?
Нет, старый дурак. Меня нет. Я — глюк.
– Я почему, знаете, спрашиваю: я подумал, что теперь вы ведь можете в любой день сорваться, и что тогда будет там… Ведь вы же там были. — Еще понизив голос, он украдкой огляделся. — Только мы с вами знаем. — В его голосе, огрубелом от виски, явственно проскальзывал акцент шотландских горцев и какой-то еще другой, неуловимый. — Мы с вами там были, и там оно все и есть.
Когда-нибудь, Моулси, я как следует врежу по твоему большому красному носу. Ты достал меня. Ты и твои чертовы кельтские сумерки. Пропитанный спиртным жук навозный, который зажился на этом свете.
– Но вы не волнуйтесь. Я знаю, вы никому не скажете. Вы ведь вообще говорить не можете. Я знаю. Вот почему никто с вами не разговаривает. Они считают, что у вас крыша поехала вместе с голосом… и у меня тоже, они считают. — Он хохотнул, и молодые, озорные искорки мелькнули в его глазах. — Ну да ладно. Мы пока сохраним наш секрет, да, мистер Ривен? Какое-то время? Пока время есть, время терпит… — он вдруг умолк. — Что-то в последние дни в голове у меня все смешалось, в старой моей голове. Там, на Скае, в Мингнише было лучше… ветер, соленый запах моря. Лучше, чем дома, у меня дома.
Угу. Тебе, может быть, там и лучше. Но я уже вряд ли вернусь домой.
– Я испаряюсь. Мне уже пора. Эти проклятые санитарки… — И он отправился прочь, через лужайку, к больничному комплексу.
Пока время есть, время терпит.
При помощи движка и здоровой руки Ривену удалось вырулить кресло обратно во внутренний двор, хотя к тому времени, когда он добрался наконец туда, голова его так болела, что, казалось, взорвется. Все правильно, сволочи, все путем; и не вздумайте мне помогать. А то еще будет у вас обострение язвы…
Черт возьми, башка прямо раскалывается. Держу пари, череп сейчас треснет.
Пациенты уже подтягивались к корпусам. Время ланча. Пригревало осеннее солнце, а внизу, где блестела полоска реки, ивы клонились к воде. Ветви их окунались в поток, на ветерке кружились и падали в воду их узкие желтеющие листья. Ему нравилось сидеть там, где берег отлого спускался к песчаному пляжу и дно отражало солнечный свет. Типичный южный уголок, — сонный, тихий, теплый. Он с сожалением оглянулся. Как хороню было бы посидеть там сейчас. Но старик вернул его к северному настроению. Настроению серого камня, папоротника и торфа. Самому что ни на есть препоганому настроению, ибо еще мгновение — и он вновь окажется на вершине Сгарр Дига и в ужасе взглянет на оборвавшийся трос.
Читать дальше