Пол Керни - Путь к Вавилону

Ривен моргнул. Почти слово в слово он повторил про себя отрывок из своей книги. В сознании его это звучало почти столь же торжественно, как мог бы звучать стих из Библии. Он уставился в ночь за окном, словно бы выглянул из бойницы крепости. Может быть, Моулси сейчас там? Моулси — не пациент, это ясно.

Что-то зашевелилось в зарослях ив у воды — низкорослая фигура, перебегающая от одной тени к другой. Ривен приподнялся в кресле. Собака. Какой-нибудь беспризорный пес подбирает объедки.

Вот он опять… нет, это другой. Еще один пес. Теперь Ривен не сомневался уже: их двое — крадущихся в густой тьме под обнаженными кронами деревьев. Ему стало как-то не по себе. Собаки, только и всего. Но он чувствовал на себе их взгляды. Они терпеливо ждали в ночи и глядели, не отрываясь, на освещенные окна больничных корпусов.

Собаки… да. Но они пробудили в нем страх. Древний, забытый страх.

Воображаю черт-те что и сам себя довожу до психоза. Так и свихнуться можно.

Собаки… но они так похожи на волков.

– Приближается Рождество, мистер Ривен, а вы как тот гусь, который вовсе не разжирел, — проговорила сестра Коухен у него за спиной. Она неодобрительно окинула взглядом его костлявую фигуру. — Нам бы надо постараться и немножечко вас откормить. И особенно теперь, когда вы совершаете все эти свои прогулки.

– Прогулки! — воскликнул Ривен. — А я и не знал, что это так теперь называется.

– Это только начало, мистер Ривен, и у вас замечательно все получается. Как я вижу, вы твердо намерены встретить Рождество на ногах.

Ривен склонил голову.

– Вы часто бываете ночью на улице? — спросил он, ощущая себя идиотом.

Вопрос, кажется, озадачил ее.

– В такие холодные ночи не особенно тянет на улицу. Когда кончается моя смена, я пулей несусь к машине и еду домой. Но почему вы спросили?

Он помрачнел.

– Просто так. — Его самого так тянуло на улицу, в ночь, к холодному мерцанию реки. Как будто что-то звало его туда. И в то же время он знал: ничто сейчас не заставит его выйти во тьму в одиночку.

Что это? Больное воображение?

Ничего. Все это просто фигня. Не будь идиотом.

Сестра Коухен вдруг положила руку ему на затылок, руку нежную и легкую, точно перышко. Прохладные пальцы. Он вдохнул льняной чистый запах ее медицинской формы и застыл. Челюсти непроизвольно сжались. Ее лицо внезапно обратилось в лицо той молоденькой смуглой девушки, которая была недавно в его видениях. Он отшатнулся от ее руки. Сестра тихо вздохнула и потрепала его по плечу.

– И что вы сидите тут в одиночестве? Почему бы вам не присоединиться ко всем остальным? Они так все оживились с приближением Рождества. Как детишки, в самом деле.

Он отрицательно покачал головой, и через мгновение она ушла. Обратно к теплу и свету комнаты отдыха.

В ту ночь он увидел сон.

Был настоящий мороз. Снег густой пеленой укутал землю. Близ заснеженных холмов река казалась серой и тяжелой, точно клинок меча. В первый раз за столько веков Исполины спустились с гор.

На третий день после того, как они вышли из Рорима, поднялась снежная буря; мир обратился в клубящуюся пустоту белизны. Они долго искали укрытие на подветренной стороне холма и, наконец, набрели на скопление валунов, которое худо-бедно спасало от ветра. Они сидели там, а вокруг их укрытия образовался снежный занос, и воровски крадущаяся стужа уже проникала под их меховые плащи. Их было трое. Первый — смуглый и худощавый, второй — могучий, коренастый и рыжебородый, а третий — весь в шрамах и хромой, — вероятно, сам Ривен.

Именно Смуглый встрепенулся первым, вскинул голову и, прищурившись, вперил взгляд в бьющуюся на ветру завесу снега.

– Что там такое? — тут же спросил его Рыжебородый. — Ты что-нибудь видишь?

Смуглый поморщился.

– Даже не знаю. Может быть, ничего… тень на ветру. — Но теперь они все молча уставились в вихрь метели покрасневшими от усталости глазами.

– Что за тень? — спросил Ривен, растирая сведенные болью ноги.

– Огромная, — коротко отозвался Смуглый, и Ривен выругался.

Тут до слуха донесся хруст снега — все трое мгновенно замерли.

– Слышите, — выдохнул Ривен.

– Заткнись! — прошипел Смуглый.

Они умолкли на долгое время, отмеряемое тревожным биением сердца. Ветер немного унялся, стало потише. Снег бесшумно падал на землю. Они снова услышали этот звук — шорох движения чего-то огромного по глубоким сугробам. И еще, может быть, прерывистый шум дыхания.

– С какой стороны? — спросил Рыжебородый.