Андрей Завадский - Утро псового лая

Обычная водка, разумеется, занимала здесь почетное место, но те, кто сел сегодня за стол, не были такими уж большими любителями крепких напитков, употребляя сорокаградусную жидкость, почитаемую на Руси, скорее, как дань традициям, ну и еще чтобы чуть-чуть расслабиться. Водку, как и следовало, дополняла закуска, не казавшаяся изысканной, но такая, которой были вполне довольны те, кто воздавал сегодня ей честь за этим столом. На блюдечках лежали соленые и маринованные огурчики, крепенькие, только недавно извлеченные из пузатых кадушек. Высились аппетитной горкой соленые грибы, все как на подбор аккуратные, такие, при виде которых рот сам собой наполняется тягучей слюной. Хватало и мяса в разных его формах и проявлениях – сервелат, нарезанная тонкими ломтиками грудинка, обычная копченая колбаса. Словом, лучшего желать было бы уже похоже на кощунство.

Вольготно расположившиеся за столом люди и не требовали большего. Собственно, и водка и все многообразие закуски были нужны им не столько для насыщения, сколько для создания своего рода фона для неспешных серьезных разговоров.

Все они уже успели вдоволь напариться, насладившись целительным теплом русской бани, и сейчас пребывали в расслабленном и умиротворенном состоянии. В отличие от многих сильных мира сего, эти люди, хотя все они и были мужчинами в рассвете сил, далеко еще не дряхлыми, в этот раз, как в прочем, и всегда, предпочли обойтись без женского общества, хотя доставить сюда готовых скрасить им досуг девиц было бы просто. Но эти мужчины, воспитанные во времена совсем иные, и до сих пор не избывшие в себе старых привычек, не слишком благосклонно смотрели на подобные развлечения, тем более, что беседа, которую они вели, едва ли была предназначена для чужих ушей.

Вероятно, узнай об этом месте пронырливые журналисты, они отдали бы очень многое, чтобы незамеченными оказаться здесь и узнать, чем дышат сильные мира сего, или, хотя бы, этой страны. Однако отлично обученная охрана получала свои далеко не маленькие оклады именно за то, чтобы в радиусе нескольких километров от небольшой заимки не было посторонних глаз и ушей. Здесь не было случайных людей, и даже последний истопник, обслуживавший баню, перед тем, как оказаться в этом месте, проходил проверку не менее тщательную, чем офицеры, сидящие в бункерах управления ядерными ракетами.

– Ну, мужики, давайте выпьем за Бориса, – наполнив граненый стакан, гулким голосом произнес один из сидевших за столом мужчин.

Сейчас в этом крупном немолодом мужике, распаренном и румяном, из одежды имевшем на себе, как, в прочем, и все остальные, обмотанное вокруг бедер полотенце, трудно было бы узнать вечно чопорного, словно потомственный английский лорд, и такого же лощеного Аркадия Самойлова, премьер-министра страны.

– За твое новое звание, Боря, – Самойлов приветственно поднял до краев наполненный стакан, обернувшись к сидевшему слева от него худощавому коротко стриженому мужчине, на груди которого синели развода татуировки. – Удачи тебе и, как говорится, семь футов под килем!

– За тебя, Боря, – согласно отозвались все остальные, и по тесному помещению разнесся звон сталкивавшихся стаканов. – За удачу!

– Эх, хорошо, – довольно крякнул сидевший напротив премьер-министра мускулистый мужчина, несмотря на свой уже немалый возраст, производивший впечатление настоящего богатыря. В отличие от самого премьера, он был все еще в отличной форме, и его бицепсы, украшенные полустершейся татуировкой, перекатывались под кожей стальными шарами. – Хорошо пошла!

– Спасибо, ребята, – чуть смущенно произнес виновник торжества, ради которого сегодня и собрались здесь все эти наделенные властью люди. – Как доберусь до места, поосвоюсь там малость, и тогда милости прошу порыбачить.

– А как рыбачить будем? – хитро усмехнулся сидевший лицом к лицу с премьер-министром, размеренно жуя маринованный грибочек.

Генерал Строгов, уже шесть лет командовавший воздушно-десантными войсками, привык делать все спокойно и уверенно, и даже закусывал сейчас в своей привычной манере. С первого взгляда он казался этаким медлительным увальнем, но те, кто собрался здесь сейчас, знали его очень хорошо, и уже давно убедились в ошибочности такого мнения. Василий Строгов мог в критический момент действовать очень быстро, а думать – еще быстрее, и это было известно всякому, кто служил когда-то под его началом, не только на просторах Союза, но даже и в Европе.