Айзек Азимов - Второй Фонд

Это было что-то непостижимое, и многим крестьянам Россема, копавшихся в своих полях, показалось, что конец Галактики не за горами.

А потом в один день, не отличающийся от других, снова прибыл корабль. Старики в каждой деревне мудро покивали и подняли свои старые веки, шепча, что так было во времена их отцов — но это было не совсем так.

Этот корабль не был Имперским. Сияющее Солнце Империи исчезло с его носа. Он был похож на обрубок — штуковина, сделанная из обломков старых кораблей. Люди с нее называли себя солдатами Тазенды.

Крестьяне были смущены. Они не слышали о Тазенде, но все же приветствовали солдат с традиционным гостеприимством. Пришельцев очень интересовала природа планеты, численность ее жителей, количество городов (слово, неправильно понятое крестьянами: они подумали, что оно означает «деревни», к смущению обеих заинтересованных сторон), ее хозяйство и так далее.

Прилетели другие корабли, и повсюду были распространены официальные извещения о том, что теперь Тазенда является правящим миром; что по кольцу экватора, обитаемого района, будут организованы налоговые пункты; что, согласно налоговым таблицам, часть зерна и меха должна ежегодно сдаваться.

Россемиты серьезно мигали, неуверенные в слове «налоги». Когда пришло время сбора, многие заплатили, или стояли в смущении, пока люди в униформе грузили собранный урожай зерна и шкуры в широкие кузова планетоходов.

То здесь, то там возмущенные крестьяне собирались вместе и вытаскивали древнее охотничье оружие, но из этого так ничего и не вышло. Когда подоспели люди с Тазенды, они, ворча, разошлись и с унынием решили, что их суровая борьба за существование становится еще суровее.

Но вскоре было достигнуто равновесие. Тазендийский губернатор жил за семью запорами в деревне Джентри, от которой все россемиты были ограждены решетками. Он и его чиновники были какими-то непонятными, потусторонними существами и редко попадали в круг простых россемитов. Сборщики налогов — россемиты, служащие Тазенде, — периодически приходили, но теперь они были заготовителями — и крестьянин научился прятать зерно и угонять в лес скот, и делать так, чтобы его лачуга имела не слишком цветущий вид. И с глупым, непонимающим лицом встречать все резкие вопросы относительно его имущества, указывая только на то, что оставалось.

Но и этого становилось все меньше, налоги уменьшались, и даже Тазенда как будто устала выбивать гроши из этой несчастной планеты.

Внезапно начался бурный рост торговли, и, возможно, Тазенда нашла это более выгодным. Люди Россема больше не получали в обмен изысканную продукцию Империи, но даже машины и еда с Тазенды были лучше местной продукции. И одежда для женщин — не то, что домотканая серятина, а разве это не важно?

Итак, еще раз, Галактическая история скользила мимо довольно мирно, а крестьяне долбили суровую почву, зарабатывая на жизнь.

Нарови подул себе в бороду, выйдя из домика. Первые снежинки припорошили твердую землю вокруг. Небо было пасмурном, хмуророзовым. Прищурившись, он внимательно посмотрел вверх и решил, что настоящей бури не предвидится. Без особых волнений он мог отправиться в Джентри и избавиться от излишков зерна в обмен на консервированную еду, которой хватит на зиму. Приоткрыв дверцу, чтоб было слышнее, он заорал:

— Машина заправлена, старшой?

Изнутри что-то прокричали в ответ, и затем старший сын Нарови, с короткой рыжей, по-мальчишески реденькой бородой, предстал перед отцом.

— Машина, — сказал он сердито, — заправлена и на ходу, хоть оси никуда. А что я сделаю? Говорил я тебе — надо, чтоб мастер чинил.

Старик отступил и изучающе посмотрел на сына из-под нахмуренных бровей, потом задрал заросший подбородок:

— А может, я виноват? Откуда я мастера тебе достану? Или урожай за последние пять лет богатый? Или мои стада обошлись без мора? А шкуры слезли сами…

— Нарови! — Хорошо знакомый голос изнутри дома остановил его на полуслове.

Он заворчал:

— Вот, вот… теперь твоя мать должна встрять в мужские дела. Выведи машину, да гляди, рефрижераторы прицепи как следует!

Он похлопал рука об руку и снова задрал голову. Собирались тусклые красноватые облака, и серое небо, которое виднелось в просветах, не обещало тепла. Солнце скрылось.

Нарови уже собирался отвести взгляд, когда его слезящиеся глаза остановились, и палец машинально поднялся вверх, а рот раскрылся в крике — он и думать забыл, что на дворе мороз: