Осенние визиты

которая все равно никогда не была его семьей.

- Я могу дать тебе прощение и жизнь, - сказала женщина, глядя ему в лицо. - Ты

можешь уйти с миром - или раскаяться, и пойти со мной рядом. Мне стоит лишь

коснуться тебя - и рана закроется.

- Сила не прислуживает... она лишь служит, - прошептал он.

- И где же твоя сила?

В глазах поплыли белые туманные хлопья. Он помнил их с тех пор, когда был

человеком, но в тот раз руки друзей успели затащить его за полуобрушенный угол

глинобитной хижины, и под непрерывные матюки перетянули пробитое пулей плечо.

- Она уйдет со мной, - прошептал тот, кто не называл себя человеком. - Тебе ее

не получить.

- И все же я прощаю тебя, - на лице женщины не дрогнул ни единый мускул.

- Подавись им... своим прощением...

Он уже падал в тот темный колодец, который рано или поздно ждет всех. И голоса

женщин становились все тише и тише, оставаясь там, где он был так недолго...

- Нам придется что-то сделать с телом.

- А он прощен?

- Да. Принеси носилки...

Посланник Силы попытался открыть глаза.

Но даже на это уже не было сил.

7.

Поезд подошел к Саксаулу по расписанию. Ярослав, лежа на верхней полке,

смотрел, как наплывают на пути грязные домишки, расписанные дембельскими

лозунгами бетонные заборы, какие-то совершенно ужасные ларьки, уставленные

бутылками с радужными этикетками. В Азии даже поддельное спиртное несет в себе

некую гарун-аль-рашидскую пышность.

- Пам-парам-пам, - промычал Слава, глядя в окно. - Прекрасная местность. Ты

хотел бы здесь жить? Тихо, уединенно. Можно думать и писать о вечном. А поезда

все идут с востока на запад, и с запада на восток.

Ярослав не отреагировал. Поездка в поезде через степь всегда нагоняла на него

тоску.

- Как ты думаешь, москвичи поверят, что есть город под названием Саксаул?

- Они вначале будут долго вспоминать, что это такое.

- Да, вероятно.

Старушка собралась уже с час назад. В недрах объемистой сумки исчезли почти

нетронутые продукты, бесформенное толстое пальто было накинуто на плечи. Слава

добродушно посмотрел на старуху. Предложил:

- Может вам помочь выйти?

- Спасибо, - очень чисто ответила та, покачав головой. Ярослав даже вздрогнул

от неожиданности. Ощущение, что старушка не знала русского языка, уже успело

устояться.

Поезд медленно затормозил, за окнами забегали торговки с сумками и бережно

укутанными кастрюлями. Ярослав поежился, глядя в окно. Что-то столь

беспросветное и холодное было в этой суете на затерянной в степях станции,

что-то унылое и бесконечное, длящееся, казалось, от сотворения времен и не

способное кончиться никогда. Это казалось ему самым страшным в любой поездке

на поезде - крошечные станции и городишки, где живут - вынуждены жить - люди.

- Помнишь, как Геннадий говорил? - неожиданно спросил Слава.

Он кивнул. Тогда он ехал домой из Сибири, с одной из тех писательских

конференций, на которые какой-то меценат выделил пару тысяч "зеленых". Часть

пути он ехал с Геннадием Мартовым, фантастом из Новосибирска. Когда они

проезжали такой же городишко - только утонувший не в степи, а в тайге,

Геннадий, глядя в окно на шатающегося железнодорожника с полной сеткой бережно

собранных бутылок, сказал: "а ведь это я мог здесь идти... с печатью

вырождения на лице". Оказалось, что из этого городка он родом. Конечно, глядя

на импозантного Мартова, который мог даже пиво из горлышка пить с выражением

усталого аристократизма, представить его на перроне в рваном ватнике было

невозможно. А вот наоборот... Ярослав, тогда еще совсем пацан, привыкающий к

ощущению добродушных похлопываний по плечам от мэтров, смотрел на ничего не

подозревающего мужичка, бредущего по перрону. И представлял его здесь, в купе,

лениво раскинувшемся на полке и излагающим "когда я был в Куала-Лампуре,

довелось нам попробовать тот самый знаменитый плод дуриан..."

- Кто в силах это изменить? - спросил он.

- Никто, - безразлично ответил Слава.

Дверь купе дернулась, уползая в сторону. Старушка поднялась, часто кивая

входящим мужчинам.

- У тебя, кстати, тоже был этот шанс, - наблюдая, как вошедшие извлекают

из-под койки объемистые баулы, сказал Слава. - Навсегда остаться в маленьком

городе среди степей.

- Что же, я виноват, что выбрал иное?

- Нет. По крайней мере, ты научился дарить новые жизни. Всем, кто возьмет в

руки твою книгу... и на день-другой вырвется с полустанка, спящего в степях.