Филип Дик - Лабиринт смерти

В дверь постучали. Сет устало поднялся и медленно приблизился к двери. Не отворяя, отдернул штору оконца и выглянул в ночную тьму. Кто‑то стоял на крыльце — невысокий, длинноволосый, в облегающем свитере и короткой юбке, босиком.

«Сьюзи Смат с визитом», — подумал Сет, отпирая дверь.

— Привет. — Сьюзи лучезарно улыбнулась. — Можно с тобой немножко поболтать?

Он подвел ее к книге.

— Я спрашивал ее, кто или что убило Толчифа.

— И что же она ответила? — Сьюзи села, заложив ногу за ногу, и наклонилась к книге, силясь разобрать слова, на которые указывал палец Сета. — Разрушитель Формы, — спокойно произнесла она. — Но ведь это всегда — Разрушитель Формы.

— И все же, мне кажется, здесь есть намек.

— Что насекомое тут ни при чем?

Он кивнул.

— У тебя найдется поесть или выпить чего‑нибудь сладкого?

— Разрушитель Формы, — вымолвил Сет. — Он бродит снаружи.

— Ты меня пугаешь.

— Да, — согласился он. — Хочу испугать. Надо отправить с планеты мольбу, да так, чтобы она попала в радиорелейную сеть. Иначе мы здесь не выживем.

— Ходящий–по–Земле является без мольбы, — заметила Сьюзи.

— У меня есть «Бэби Руг». — Сет порылся в саквояже Мэри, нашел и протянул Сьюзи шоколадный батончик. — Угощайся.

— Спасибо. — Она надорвала обертку.

— Мне кажется, мы обречены, — сказал он.

— Мы всегда обречены. В этом — суть жизни.

— Я не о том. Мы обречены в настоящий момент. Не в абстрактном смысле, а как в тот раз, когда я пытался загрузить «Мрачного цыпленка». Morscerta, horaincerta [6] Самое определенное в жизни — смерть, самое неопределенное — ее час (лат.). . Одно дело — знать, что ты умрешь когда‑нибудь, и совсем другое, что умрешь в течение месяца.

— У тебя очень симпатичная супруга.

Сет вздохнул.

— Давно вы женаты? — пристально глядя ему в глаза, спросила Сьюзи.

— Восемь лет.

Она порывисто встала.

— Пойдем ко мне. Увидишь, как мило можно обставлять наши квартирки. Пошли, а то здесь как‑то муторно.

Сьюзи вцепилась в его руку, словно испуганный ребенок, и Сет с удивлением обнаружил, что идет за ней.

Они выбежали на галерею, миновали несколько квартир и остановились у жилища Сьюзи. Дверь была незаперга. Отворив ее, Сьюзи потащила Сета в тепло и свет. Она не солгала: ее гнездышко выглядело прелестно.

«Интересно, а мы так сможем?» — подумал он, разглядывая картинки на стенах, узоры гардин и великое множество ящичков и горшочков, в которых росли приятные глазу цветы.

— Мило, —сказал он.

Сьюзи хлопнула дверью.

— И это все, что ты можешь сказать?! Да я целый месяц рук не покладала!

— Но ведь ты сама использовала это слово.

Она рассмеялась.

— Я‑то могу сказать, что у меня мило, но ты — гость и не должен скрывать восхищения.

— Хорошо, — уступил он. — Здесь чудесно.

— Вот так‑то лучше. — Она уселась в кресло, обитое черным холстом, откинулась на спинку, энергично потерла ладони и посмотрела на Сета. — Я жду.

— Чего?

— Когда ты начнешь меня соблазнять.

— Это еще зачем?

— При виде меня ты должен сходить с ума от вожделения. Я же поселковая шлюха, разве не слышал?

— Я только сегодня прилетел.

— Все равно рано или поздно тебе бы сказали.

— Если кто‑то попытается, — мрачно пообещал Сет, — схлопочет по морде.

— За что? Это же правда.

— Тебе‑то зачем это нужно?

— Доктор Бабл говорит, из‑за нарушения функции диэнцефалона.

— По–моему, он «с приветом», этот ваш Бабл. Знаешь, как он отозвался о моей встрече с Ходящим? Сказал, что в моем рассказе почти все — ложь.

— Доктор Бабл Его слегка недолюбливает. К тому же он всегда старается уязвить собеседника.

— Зная об этой черте, я бы на твоем месте не стал обращать внимания на диагноз Бабла.

— Он объяснил, почему я пошла по этой дорожке, только и всего. Но что сделано, то сделано. Я переспала со всеми мужчинами в поселке, кроме Уэйда. Он противный!

— А что он говорит насчет тебя? — поинтересовался Сет. — Ведь как‑никак психолог. Во всяком случае, выдает себя за психолога.

— Говорит, что… — она замялась, глядя в потолок и покусывая нижнюю губу, — что это поиск великого архетипа «отец–мир». Так бы сказал Юнг. Ты что‑нибудь знаешь о Юнге?

— Да. — На самом деле Сет слышал только, что Юнг немало поспособствовал восстановлению дружеских отношений между интеллигенцией и священниками.

— По мнению Юнга, наше отношение к родным отцам и матерям обусловлено тем, что они воплощают некоторые мужские и женские архетипы. Например, есть великие архетипы «плохой отец-земля» и «хороший отец–земля», и так далее… То же и с женщинами. Моя мать оказалась «плохой матерью–землей», поэтому вся моя психическая энергия была направлена на отца.