Феликс Пальма - Карта времени

Впрочем, на что еще приходится рассчитывать, раз судьба выдала такие карты? Отец Тома был жалким неудачником, до безумия гордившимся презренным ремеслом золотаря. Старший Блант выполнял свою работу с таким рвением, будто ждал похвалы от самой королевы, и любил повторять, что без таких, как он, империя давно утонула бы в собственных экскрементах. Его приятели покатывались со смеху, когда он принимался рассказывать о своей мечте: купить большую телегу и начать собственное дело. Для Тома воспоминания о детстве были пропитаны тошнотворным зловонием, исходившим от отца, когда тот, вернувшись на рассвете, заваливался в кровать. Чтобы спастись от невыносимой вони, мальчик утыкался в плечо матери и с наслаждением ловил аромат ее тела, проступавший сквозь запах пота — след непосильного труда на текстильной фабрике. Но даже дерьмо пахло лучше дешевого вина, к которому отец пристрастился, когда его честолюбивые мечты пошли прахом, а утешение маленькому Тому было искать уже негде: мать унесла эпидемия холеры. Семейная кровать стала просторнее, но Том спал чутко, опасаясь, что отец в очередной раз разбудит его тычками, вымещая на нем свои горькие обиды.

Когда Тому исполнилось шесть лет, отец заставил его побираться. Будить в людях милосердие оказалось не слишком благодарным занятием, но парень не раз пожалел о нем, когда отец вздумал приспособить его к своей новой работе, полученной благодаря наличию тележки и навыкам владения лопатой. Тогда-то маленький Том и узнал, что у смерти есть форма и вес, убедился, что пальцы могут замерзнуть так, что их не отогреть даже у огня, а главное, понял, что живой человек ничего не стоит, а мертвый ценится настолько, за сколько можно продать его органы. Они с отцом и бывшим боксером по имени Крауч вытаскивали свежие трупы из могил и склепов, чтобы продавать хирургам; так продолжалось до тех пор, пока отец Тома после очередной попойки не свалился в Темзу. В ту ночь мальчишка остался на этом свете один-одинешенек и отныне был волен сам распоряжаться собственной судьбой. У него больше не было нужды тревожить сон покойников. Пришло время идти своей дорогой. Таская мертвые тела, Том сделался крепким и выносливым и вполне мог проявить себя на более благородном поприще, хотя ветер судьбы так ни разу и не подул в паруса его корабля, чтобы навсегда унести от нищеты. За несколько лет он успел побывать подметальщиком улиц, швейцаром, истребителем клопов и даже трубочистом, пока их с приятелем не поймали на краже в особняке, где им предстояло прочистить камин, и не выкинули обоих вон, наградив тумаками вместо чаевых. Так продолжалось, пока Том не повстречал Меган, прелестную девушку, с которой недолгое время делил душную комнатушку в подвале на Хэг-стрит, в квартале Бетнал-Грин. Меган стала для юноши краткой, но благой передышкой в вечной войне с судьбой и даже научила его читать по старым газетам, выброшенным на помойку. С ее помощью Том узнал, что означают эти странные значки, и усвоил следующее: мир за пределами его собственного так же ужасен. Увы, в Лондоне есть кварталы, в которых счастье не задерживается, и Меган вскоре нашла нового дружка, мебельщика, не имевшего понятия о том, что такое голод.

Когда спустя два месяца она вернулась вся в синяках и слепая на один глаз, Том принял ее так, будто ничего не случилось. Хотя предательство Меган убило в нем любовь, он не бросил ее, сначала терпел из жалости, потом заново привязался, добывал настойку опия, чтобы облегчить ее боль, и вместо стихов читал вслух вчерашние новости. Так продолжалось, пока она не умерла от глазной инфекции.

Меган похоронили дождливым утром на маленьком кладбище неподалеку от сумасшедшего дома, и никто, кроме Тома, не пролил слез над ее могилой. Юноша понимал, что в тот день в землю погребли нечто большее, чем тело его умершей подруги. Вслед за ней ушла его невинность, наивные мечты, вера в жизнь. В тот день в дешевый гроб вместе с единственным человеком, кроме матери, которого он отважился полюбить, положили прежнего Тома Бланта, а новый и сам не понимал, кто он теперь. Он не узнал себя в парне, который подстерег мебельщика на пороге его собственного дома, схватил за горло, ударил об стену, швырнул на землю и обрушил на него всю мощь своих кулаков. На этот раз стоны жертвы означали не только ее агонию, но и муки, в которых рождался новый Том, способный на все, человек, у которого вырезали душу и продали какому-нибудь хирургу. Видит бог, он пытался жить честно, но жизнь растоптала его, будто жалкое насекомое. Значит, попробуем выжить по-другому, сказал себе юноша, стоя над окровавленным мешком с костями, в который превратился мебельщик.