Джордж Мартин - Портреты его детей

- Секс составляет важную часть жизни, - объявил Кантлинг. - Для искусства это вполне законная тема. Ты хочешь, чтобы я задергивал занавес всякий раз, когда мои персонажи ложатся в постель? Ты этого хочешь? Умение принять сексуальность как она есть - это тема "Черных роз". Естественно, она требовала откровенности в выражении. Не будь ты такой отпетой ханжой, ты бы сама это поняла.

- Я не ханжа! - вскрикнула Хелен. - Не смей называть меня так. - Она схватила тарелку с остатками завтрака и швырнула в него. Он уклонился, и тарелка разбилась об стену. - Если мне не нравится твоя грязная книжонка, это еще не значит, что я ханжа.

- Роман тут ни при чем, - отрезал Кантлинг. Он скрестил руки на груди, но в голосе сохранял спокойствие. - Ты ханжа в том, что делаешь в постели. Или следует сказать: чего не делаешь? - Он улыбнулся.

Лицо Хелен стало красным; свекольно-красным, подумал было Кантлинг, но тут же отверг это определение. Старо и избито.

- Ну да. Зато она - уж она все делает, верно? - Голос у нее был как разъедающая кислота. - Сисси, твоя маленькая Сисси. Она наколет себе сексуальную татуировку на заднице, если ты ее попросишь, так? И будет заниматься этим под открытом небом, будет заниматься этим где ни попадя, когда вокруг полно людей. Она будет носить белье, которое ничего не прячет, - что может быть веселее? Она всегда готова, и у нее на животе ни единой складочки, и у нее груди восемнадцатилетней, и у нее навсегда останутся такими, верно? Так как мне тягаться с такой? Как? Как?!

Гнев Ричарда Кантлинга был холодным, управляемым, саркастичным. Он встал и нежно улыбнулся ее ярости.

- Перечти роман, - сказал он. - Сделай выписки.

Он внезапно проснулся в темноте от прикосновения шелковистой кожи к его ноге.

На задней спинке кровати устроилась Сисси, завернутая в алую атласную простыню. Длинная стройная нога шарила под одеялом. Сисси шаловливо улыбнулась ему и продолжала свою игру.

- Привет, папуля! - сказала она.

Этого Кантлинг и боялся. Про это он думал накануне весь вечер, из-за этого долго не мог уснуть. Он отдернул ногу и с трудом сел на постели. Сисси надула губы.

- Ты что, не хочешь поиграть? - спросила она.

- Я, - сказал он, - не верю. - Это не может быть реальностью.

- Ну и что? Все равно очень здорово!

- Чего добивается Мишель, черт побери! Как она это устраивает?

Сисси пожала плечами, простыня чуть-чуть соскользнула, и из ее складок выглянула безупречная восемнадцатилетняя грудь с розовым соском.

- У тебя все еще груди восемнадцатилетней девочки, - тупо пробормотал Кантлинг. - И у тебя они всегда будут такими.

- А как же! - Сисси засмеялась. - Можешь попользоваться, папуля, если хочешь. На спор: ты для них такое придумаешь!

- Перестань называть меня папулей, - буркнул Кантлинг.

- Но ты же мой папуля, - произнесла Сисси детским голоском.

- Прекрати, - потребовал Кантлинг.

- Почему? Тебе хочется, папуля. Хочется поиграть со своей дочуркой, правда? - Она подмигнула. - Сладок разврат, а инцест - во сто крат. Совместные игры в семье укрепляют семью. - Она кивнула взглядом на кровать. - Обожаю старинные ложа. Папуля, хочешь меня связать? Вот здорово будет!

- Нет, - сказал Кантлинг, сбросил одеяло, слез с кровати, вдел ноги в шлепанцы и надел халат. Эрегированный член пульсировал и дергался. Надо уйти. Уйти подальше от Сисси, не то... Додумывать он не хотел и нагнулся к камину.

- Здорово! - сказала Сисси, следя, как он разжигает растопку. - Огонь - это жутко романтично.

Кантлинг обернулся к ней.

- Но почему ты? - спросил он, пытаясь сохранять спокойствие. Главное действующее лицо "Черных роз" Ричардсон, а вовсе не ты. И почему понадобилось сразу перепрыгнуть к моей четвертой книге? Почему не кто-то из "Семейного древа" или "Дождя"?

- Из этой жвачки? Там никого настоящего нет. А Ричардсон тебе ведь совсем ни к чему, правда? Со мной куда веселее! - Она выпрямилась, простыня упала на пол, по мягким складкам заскользили огненные блики. Тело Сисси было нежным, прелестным, юным. Она выпутала ногу из простыни и пошла к нему, шлепая босыми ногами по полу.

- Сисси, прекрати! - рявкнул Кантлинг.

- Я же не кусаюсь! - сказал Сисси и хихикнула. - Ну разве ты сам попросишь! Может, мне связать тебя, а? - Она прильнула к нему и откинула голову в ожидании поцелуя.

- Пусти! - сказал он растерянно. Ощущение от ее рук было таким сладким! Она прижалась к нему всем телом, и это было так сладко! Ричард Кантлинг уже давно не обнимал женщины - подумать страшно, как давно... А такой женщиной, как Сисси, он вообще не обладал ни разу. Никогда. Ни разу в жизни. И ему было страшно. - Не могу, - сказал он. - Не могу. И не хочу. Сисси сунула руки под его халат. Ее пальцы забрались к нему в трусы и ласково сжались.