Алексей Корепанов - Тени Марса

— А если свет включить? — предложил пилот.

— В том-то и дело, что нет света. Авария в электросетях.

— Дождаться, когда солнце взойдет! — бодро гнул свое Торнссон, вытаскивая из ровера бур.

Алекс Батлер вздохнул:

— Нет там никакого солнца, Свен. Вечная темнота...

Работали до сумерек, забыв о времени и не обращая внимания на голод. Все были охвачены азартом, хотелось делать все как можно быстрее и сделать как можно больше. Однако Алекс Батлер время от времени поглядывал на темную громаду Сфинкса, предвкушая тот момент, когда они доберутся до золота и он возьмет ровер и отправится к древнему сооружению, очень похожему сверху на маску со слепыми глазами — маску с праздника Хэллоуин в земном городе Бостоне.

И лишь когда командир Эдвард Маклайн с орбиты самым категоричным образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, участники Первой марсианской разогнули натруженные спины. Небо было уже не розово-желтым, а темно-лиловым, в нем сверкали Фобос и Деймос и скромная точка «Арго», а еще — мириады звезд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству. Да и зачем?.. Звезды были далеко, и с их, звездной, точки зрения, перелет с Земли на Марс — миллионы и миллионы километров! — был даже не шагом, не шажком, а так — чуть ли не ходьбой на месте в собственном доме...

В «консервную банку» возвращались, еле волоча ноги от усталости, — не помогала и пониженная сила тяжести, а с пустотой в желудках не смогли справиться даже хваленые энергетические батончики «Хуа!»» разработанные учеными из институтов и лабораторий Пентагона. Такой батончик был создан еще в девяностых годах как часть так называемого «рациона первого удара», призванного обеспечить высокую физическую и умственную работоспособность солдат и их хорошее самочувствие во время напряженных боевых операций. «Хуа!» — это отклик солдат, сокращение от «слышу, понял, признал»... Позади остались выемка, Уже полностью скрывшая оставленный в ней Леопольдом Каталински экскаватор, и высокий конус перемещенного с помощью транспортера грунта. В это время суток тут должен был царить как минимум семидесятиградусный холод, однако датчик показывал устойчивый плюс... И это продолжало оставаться необъяснимым. Впору было задуматься о вмешательстве каких-то сверхъестественных сил, но Алекс Батлер не верил в сверхъестественное, твердо усвоив древний тезис о том, что чудо — это явление, происходящее в соответствии с пока неизвестными нам законами природы. А где-то на уровне подсознания затаилась у него мысль о том, что эта невероятная аномалия, которая не лезла ни в какие ворота, каким-то образом связана с объектами Сидонии. Точнее, с одним из них — с Марсианским Сфинксом...

Когда до модуля оставалось десятка три шагов, Флоренс, шедшая первой и освещавшая путь фонарем на шлеме, вдруг остановилась и, подняв лицо к чужому небу, медленно, вполголоса, продекламировала:

— Ну и дела, — пробурчал, чуть не наткнувшись ва нее, Леопольд Каталински. — Нанотехнологи, оказывается, временами сочиняют стихи.

— Да нет, это что-то знакомое, — возразил Алекс Батлер — Кто-то из старых, да, Фло?

Флоренс повернулась к нему:

— Не таких уж и старых. Это Роберт Фрост.

— Нанотехнологи, оказывается, временами читают Фроста, — вновь вставил Каталински. — Или ты из литературоведов в нанотехнологи подалась?

— Я, Лео, не на одних триллерах выросла и не только в телевизор пялилась, а еще и книжки читала. За старшей сестрой тянулась, она у меня умничка. Стараюсь, понимаешь ли, не быть узким специалистом.

— Ну-ну, — сказал Каталински. — Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур... Кто он, этот Фрост, — американец? Англичанин?

— Родился, по-моему, в Сан-Франциско, — ответила Флоренс. — Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.

— Стихи не воспринимаю, — безапелляционно заявил Свен Торнссон. — Вот песни — другое дело.

Алекс Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:

— А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню... Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда... Не помнишь, Фло?

— Помню, — ответила Флоренс и скромно добавила: — Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи...