Ричард Матесон: Дети Ноя

- Послушайте, - начал он, еще недостаточно проснувшись, чтобы бояться. - Почему я не могу заплатить штраф и уехать?

В улыбке Шипли не было ни капли тепла.

- Здесь, в Захрий, мы все делаем немного иначе, - пояснил он. Они вошли в маленький кабинет с затхлым запахом.

- Садитесь, - приказал начальник, обходя письменный стол, пока мистер Кетчум устраивался на скрипучем стуле с прямой спинкой.

- Я не понимаю, почему это вдруг не могу заплатить штраф и уехать.

- Всему свое время, - уклонился Шипли.

- Но... - мистер Кетчум не закончил. Улыбка Шипли сильно смахивала на дипломатично завуалированное предостережение. Не разжимая сомкнутых от злости зубов, толстяк прокашлялся и стал ждать, пока начальник изучит лежащий у него на столе лист бумаги. Он заметил при этом, как плохо на Шипли сидит костюм. "Деревенщина, - подумал толстяк, - не умеют даже одеваться".

- Вижу, вы не женаты, - отметил Шипли.

Мистер Кетчум ничего не сказал. Пусть отведают своей собственной пилюли-молчанки, решил он.

- У вас есть друзья в штате Мэн? - продолжал Шипли.

- Зачем это?

- Всего лишь рутинные вопросы, мистер Кетчум, - успокоил начальник. - Единственный ваш близкий родственник - это сестра, проживающая в Висконсине?

Мистер Кетчум молча посмотрел на него. Какое отношение все это имеет к нарушению правил дорожного движения?

- Ну же, сэр? - настаивал Шипли.

- Я уже говорил вам. То есть я говорил полицейскому. Не вижу...

- Здесь по делам?

У мистера Кетчума беззвучно открылся рот.

- Зачем вы задаете мне все эти вопросы? - не выдержал он. А себе гневно приказал: "Перестань трястись!"

- Порядок такой. Вы здесь по делам?

- Я в отпуске. И совершенно не вижу в этом смысла. До сих пор я терпел, но - пропадите вы все пропадом! - сейчас требую, чтобы с меня взяли штраф и отпустили!

- Боюсь, это невозможно.

У мистера Кетчума отвисла челюсть. Это все равно, что проснуться от ночного кошмара и обнаружить, что сон еще продолжается.

- Я... Я не понимаю, - пробормотал он.

- Вам придется предстать перед судьей.

- Но это же нелепо.

- Правда?

- Да. Я - гражданин Соединенных Штатов и требую соблюдения моих прав!

Улыбка начальника полиции Шипли померкла.

- Вы ограничили эти права, когда нарушили наш закон, заявил он. - И вам придется заплатить за это по нашему иску.

Мистер Кетчум тупо уставился на этого человека. Он понял, что находится полностью в их руках. Они могут взять с него такой штраф, какой им заблагорассудится, или бросить его в тюрьму на неопределенный срок. Все эти заданные ему вопросы - он не знает, зачем его спрашивали, но знает, что ответы показали его как человека без корней, у которого некому было беспокоиться, жив он или...

Стены комнаты поплыли. На теле выступил холодный пот.

- Вы не можете этого сделать, - возразил он. Но это был не аргумент.

- Вам придется провести ночь в камере, - "успокоил" начальник. - А утром увидитесь с судьей.

- Но это же нелепо! - взорвался мистер Кетчум. - Нелепо!

Он тут же взял себя в руки и произнес скороговоркой:

- Я имею право позвонить. Я могу позвонить. Это мое законное право.

- Могли бы, - заметил Шипли, - если бы в Захрии был хоть один телефон.

Когда его вели в камеру, мистер Кетчум увидел в вестибюле картину: все тот же бородатый моряк. Мистер Кетчум не обратил внимания, следили его глаза за ним или нет.

Мистер Кетчум вздрогнул, на заспанном лице отразилось удивление: за спиной что-то лязгнуло. Приподнявшись на локте, он оглянулся. В камеру вошел полицейский и поставил рядом с ним накрытый салфеткой поднос.

- Завтрак, - провозгласил он. Он был старше других полицейских, даже старше Шипли. Волосы у него были серебристо-седыми, чисто выбритое лицо собиралось в морщины вокруг рта и глаз. Форма сидела на нем плохо.

Когда полицейский начал запирать дверь, мистер Кетчум спросил:

- Когда я увижу судью?

Полицейский быстро взглянул на него, ответил:

- Не знаю, - и отвернулся.

- Подождите! - закричал мистер Кетчум.

Удаляющиеся шаги полицейского гулко разносились по бетонному полу. Мистер Кетчум продолжал смотреть на то место, где стоял полицейский. Сознание все еще окутывал сон.

Он сел, омертвевшими пальцами протер глаза, посмотрел на часы. Семь минут десятого. Толстяк скривил лицо. Боже, они еще узнают! Он задергал ноздрями, принюхиваясь. Рука потянулась к подносу - но он отдернул ее, бормоча: - Нет! - Он не будет есть их проклятую пищу.

Но желудок заворчал недружелюбно, отказываясь поддержать его.