Геннадий Прашкевич - XXII Век. Сирены Летящей

Тишина, прерываемая до этого лишь шорохом наката, вдруг наполнилась торопливой перекличкой сирен.

– Гомер!

Теперь меня звал Моран. Он бежал по берегу, сверху, от танка, и махал мне рукой:

– Где Даг?

Лицо Морана поразило меня. Оно осунулось, посерело, глаза были широко раскрыты. И он торопливо повторил:

– Где Даг?

Я неуверенно указал в сторону колонии:

– По крайней мере голос доносился оттуда… Но что случилось?

– Он ушел, не предупредив меня. И он взял с собой препарировальный нож!

– Даг! – крикнул я, поворачиваясь в сторону колонии.

Однообразно торопливая перекличка сирен была ответом…

– Даг!

Скрипучая нота выделилась из общего фона, но это не был голос Конвея…

– Он там! – с неожиданной уверенностью выкрикнул Моран и потянул меня за руку. Камни крутились под ногами, с океана несло соленой сыростью, но мы не замечали ничего, бежали, прыгая с камня на камень, и вдруг сразу остановились.

Сирены корчились.

Выстилая по камням плоские листья, они горбились, как худые коты. Потом над горбами вспухли клубы белесоватого тумана, какой бывает над открытыми склянками концентрированных кислот. Лениво клубясь, этот туман поднимался над листьями и вдруг начал медленно выпадать наземь нежными хлопьями, плотно окутывая бесформенную фигуру, шевелившуюся под дугами воронкообразных стеблей.

Холм, образованный хлопьями, уллотнялся, менял цвет. Он походил теперь на студенистую массу, внутри которой продолжались толчки и движения… Не сговариваясь, мы шагнули ближе и, когда студенистая масса стала почти прозрачной, увидели, что там, внутри, в дымчатых и медленных токах, в полном молчании, как в совсем ином мире, бьется Конвей. Я уверен, что он тоже увидел нас, потому что в глазах его отразились страх, изумление, растерянность. Но в этот момент прозрачное желе прекратило свои превращения и будто оледенело.

Теперь я должен напомнить читателям один опыт, хорошо известный тем, кто имел дело с микроскопом и хотя бы однажды заглядывал в удивительный мир амеб.

Двигаясь в капле воды, амеба сталкивается с другой, более мелкой, и начинает ее окружать своими длинными ложноножками. Меньшая амеба, естественно, вырывается, но агрессор крепко держит ее. Тогда тело жертвы начинает вдруг удлиняться, пока в самом узком месте не происходит разрыв. Счастливый обрывок жертвы удирает от хищника, а тот в это время заливает плазмой то, что успел заглотить. Вид у хищника спокойный. Не торопясь, плывет он в своей миниатюрной вселенной, и в это время проглоченный кусок амебы приходит в себя. Он мечется внутри противника, в его протоплазме. Больше того, собрав все силы, он прорывает наружную поверхность противника и вновь оказывается на свободе. Ошеломленный хищник бросается в погоню, но жертва начеку… На этом схватка заканчивается, и амебы вновь плывут в странных водоворотах их странного мира…

Конвей растворялся.

Видимо, он был парализован и не мог двигаться. Но внутри субстанции, в которой он находился, шли свои медленные токи, благодаря которым биолог находился как бы в невесомости. Был момент, когда он висел внутри своей прозрачной тюрьмы вниз головой… Одежды на нем уже не было…

Моран вскрикнул, повернулся и бросился к танку.

У нас не было оружия. Специальный пункт "Положений о Космосе" запрещал Особым группам оружие. Но оружием в нашем случае мог послужить танк…

Я не зря привел выше наблюдения из жизни амеб. Сияющий холм, заключивший в себя Конвея, лежал передо мной как гигантская амеба. Может, я сумею его прорвать? Может я сумею вытащить Дага наружу?…

И пока Моран возился с двигателем танка, я со всей силой ударил кулаками по прозрачной массе. Но это была броня. Я разбил кулаки, кровь потекла по невидимой почти поверхности… А Конвей, там, внутри, растворялся!

Этот процесс начался с одежды, коснулся кожи, мускульных тканей, и когда, наконец, рядом раздался рез танка, внутри, за прозрачной броней сирен не было ничего, кроме медленно расплывающихся дымчатых пятен…

И почти сразу прозрачный холм стал рассыпаться. Стволы сирен встряхивались, приподнимались. Клубы газов, едких и теплых, поднялись над кусками слизи… Когда танк остановился рядом со мной, все обрело прежний вид – бурые стволы, вялые листья, камень, тишина… Томительная тишина, нарушаемая лишь рокотом наката…

На безмолвный вопрос Морана я только покачал головой. Нам не с кем было бороться! Не давить же гусеницами эти редкие заросли?..