Майкл Мэнсон - Конан и дар Митры

- Там есть родник? Там, наверху? - прохрипел Конан, слизывая с губ последние капельки влаги.

- А как же, - беззаботно кивнул головой Лайтлбро. - Родник и небольшая полянка среди скал... Очень уютное местечко, только завалено костями по колено... - Маленький бритунец даже приподнялся и показал ладонью, какие горы костей громоздятся на поляне. - Кстати, я разглядел там немало украшений - ну, ты понимаешь, цепи из золота и серебра и всякое такое... не считая дорогого оружия...

Конан попробовал есть; это удалось ему только с четвертой попытки.

- Нергал с ними, с цепями да оружием... главное - уцелели... - хрипло пробормотал он и покосился на пустую фляжку. - Я бы выпил чего-нибудь покрепче воды. Погляди-ка в моем мешке...

Маленький Брат хмыкнул и вдруг расплылся в улыбке.

- Ты уж прости, но мне пришлось израсходовать твою брагу. Не знаю, как на она вкус, но горит и впрямь отменно... Однако на пропитку фитиля я сам потратился! Кхитайское розовое масло, пять золотых за флакон, эх...

Он махнул рукой, поднялся и подошел к груде добра, сваленного прямо посреди дороги. Поверх свертка с сушеным мясом, кожаных кисетов и еще каких-то мелочей лежала маленькая лютня. Наклонившись, Лайтлбро потянулся к ней, провел пальцами по струнам; они отозвались хрустальной трелью.

- Буду тебя врачевать, - бритунец выпрямился, прижимая к груди свой инструмент. - Потом поднимемся наверх, наберем воды и подыщем местечко для ночлега.

- Врачевать? - киммериец с недоумением уставился на лютню. - Этим?

- Разумеется. Как говорил мой Учитель, музыка просветляет разум и дарит телесную мощь... Конечно, если знаешь, что и как играть.

- Погоди... - Конан помотал головой, сплюнул в дорожную пыль и, подняв на Лайтлбро глаза, синие, словно небо на закате, произнес: - Ты уж не обижайся на меня, приятель... зря я с тобой спорил.

- Не зря, - бритунец усмехнулся. - Если уж мы пошли опасной дорогой, то нужно расчистить ее от мусора, так? Ну, а что касается обид... Великий Митра прощает многое, подавая нам, людям, благой пример.

И, присев рядом с Конаном на нагретый солнцем камень, Маленький Брат запел:

Простите меня, если я не успею,

Похоже, я вновь заплутал в темноте...

Злой ветер свистит,

Мои руки немеют,

Но жизнь не готовит нам легких путей.

И я увязаю в снегу

По колено,

Мой факел погас - но постой,

Погоди!

Откуда все это

Ведь я, несомненно,

Был вовсе не здесь

И совсем не один...

Мне помнится - люди вокруг...

Только, грешен,

Уже не отвечу - друзья иль враги...

Касание рук, дождь,

И с ним перемешан

Чужого плаща ветряной перегиб...

Прекрасная женщина в розовом платье,

Но кто она мне?

Подскажите ответ...

Распахнутых глаз голубые объятья...

Но, впрочем,

Я больше не помню их цвет.

Не помню ни лиц, ни имен, ни событий,

Ни будней круженья,

Ни праздничных дат...

Теряются все

Путеводные нити

В бескрайних полях бесконечного льда.

Я помню одно

Наказаньем бессрочным

Я здесь обречен...

Но я знаю еще,

Что надо идти,

И когда-нибудь

Точно

Я выйду отсюда.

И буду прощен...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. УСМИРЕНИЕ ОГНЯ

11. РАГАР ИЗ АРГОСА

Конан, полуобнаженный, бронзовокожий, с железным обручем в темной гриве волос, сидел под навесом из алого шелка, развалившись в плетеном кресле. Когда он вытягивал ноги в коротких штанах и сандалиях или поводил плечами, кресло жалобно поскрипывало, едва выдерживая тяжесть его огромного сильного тела; оно явно не было рассчитано на мужчин подобной комплекции. С моря тянуло легким бризом, и обрамлявшие полог треугольные фестоны трепетали на ветру, мягко хлопая о натянутую ткань; полуденное солнце, просвечивающее сквозь нее, казалась расплывчатым багровым диском в ореоле красно-золотого сияния. Под креслом, прямо на песке, валялась куртка киммерийца, на которой лежал пояс с мечом и кинжалом в богатых ножнах; у ноги стоял кувшин с прохладным вином и большая чаша с яблоками. Иногда Конан не глядя протягивал руку, хватая то, что попадется первым горлышко кувшина либо сочный плод - и делал основательный глоток или с хрустом надкусывал яблоко.

Берег крошечной бухты, служившей ему местом столь приятного времяпрепровождения, казался поистине райским уголком. За узкой полоской мелкого золотистого песка высились стройные пальмы и широколиственные магнолии, за ними начинался густой и тенистый лес, тянувшийся на половину дня пути к северу и почти непроходимый для всадника. В этой буйной зеленой чаще хватало дичи, пернатой и четвероногой, и ручейков с чистой прохладной водой; сама же бухточка на побережье меж Аргосом и Шемом являлась местом скрытным, отлично приспособленным для подготовки корабля к долгому плаванию на запад.