Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2

— Еще я выжил благодаря панцирю, — продолжал Яран. — Там у меня подкожный жировой слой. Он меня и спас.

Яран очень любил рассказывать про свои скитания, особенно вечером, у костра, когда в высоком прозрачном небе, разбитом на две звездно-розовые половины висят обе луны, а в желудке, разливая тепло по всему телу, плавится поджаренная на костре рыбья спинка. Тогда Яран был настроен очень дружелюбно и со вкусом описывал разные ситуации. Истории встречались разные, были смешные, грустные, захватывающие. Яран был первоклассным рассказчиком, и с ним Михаил не скучал.

— Что-то похолодало, — сказал Михаил, зябко съежился и хитро посмотрел на Ярана.

— Не ежься, не ежься, — проворчал Яран. — Еды-то совсем мало. И вообще, приучайся сам добывать себе пищу.

— А ты не ворчи. Я тебе не песчанка, — сказал Михаил и игриво, громко объявил: — Я ведь хочу кушать!

— Потерпишь.

Михаил сидел возле пещеры и смотрел вниз, где по-прежнему в глубине лежал черный таинственный лес. Был сильный ливень, отчего очертания далеких предметов терялись за сплошной стеной взбешенных осадков. Небо было затянуто густыми тучами и в сумерках было похоже на мощную гранитную твердь, как на старинных гравюрах. Над Михаилом козырьком торчал гладкий гигантский наплыв застывшей лавы, покрытый дрожащими каплями. Рядом со звоном лилась прозрачная струя.

В сущности своей человек никогда не был понятен, подумал Михаил. Пожалуй, единственный вид среди животных, постоянно выходящий из под контроля. Проблема взаимопонимания остается до сих пор не разгаданной. Полярные мнения об одном и том же насмерть бьются друг с другом, надеясь утвердиться, но все это похоже на зверя, пожирающего свой собственный хвост. Тем более трудно понимать человека, когда он и не человек вовсе, а его ужасно искаженный облик, начиненный разумом.

Сменился ветер, и Михаила обдало мокрой пылью. Он недовольно поморщился и отодвинулся, но козырек лавы уже не спасал, поэтому пришлось уйти в пещеру. Высокий, в два метра туннель, тут же поворачивал вправо, а за поворотом сидел Яран, жарко горел костер, наполняя помещение теплом и запахом жженых листьев, и отражался на гладких полупрозрачных, будто оплавленных, стенах.

— Как там снаружи? — спросил Яран. Он очень неудобно сидел на остром камне и внимательно разглядывал спектрокопии.

— Ливень, — хмуро сообщил Михаил. — И, вероятно, надолго.

— Ничего, — проворковал Яран, сел прямо на пол и придвинулся поближе к огню.

— Тебе-то ничего. А как пойдем?

— Ногами. Вперед. И, как это ты говорил… А! И с песней.

— Очень смешно, — проворчал Михаил. Его раздражала подобная беспечность. И еще доля недовольства приходилась, когда на него вдруг нахлынут далекие воспоминания и мысли, замечтается, а действительность сурово возвращает с неба на землю.

Пол в пещере был земляной, но очень часто попадались песочные жилы. Михаил сел на теплый и мягкий островок песка рядом с костром, положил голову на скатанную в валик куртку, потом повернулся к Ярану и спросил:

— Ты посмотрел коридор дальше?

Яран ответил не сразу.

— Да. Сначала там коридор делится на два рукава: один заходит в тупик, другой через сто шагов снова ветвится. Там есть огромная пещера и настоящий лабиринт ходов.

— А ты пробовал туда заглянуть?

— Нет. Слишком опасно.

— Опасно?

— Можно заблудиться.

На протяжении всего разговора Яран все смотрел на карту и отвечал чисто механически, чуть ли не равнодушно. Он разговаривал так почти всегда, а если и были эмоции, то слабые и бедные. Он прямо-таки волнами источал рационализм и дальновидность. Поначалу Михаил этого не понимал, как не понимал вообще всю сущность этой разумной рептилии, которую все-таки пришлось встретить в жизни, сколько он ни опасался. Он объяснял это характером и воспитанием. Потом, спустя месяцы размышлений, ответа не нашел. Просто привык.

— Как там у нас с едой? — деловито осведомился Михаил.

— Наверное, готово, — сказал Яран.

Отложив спектрокопии в сторону, он толстой суковатой палкой аккуратно отодвинул костер в сторону, почистил от углей горячий песок и стал осторожно раскапывать. Потом достал из вырытой ямки сверток, облепленный землей, развернул широкие спекшиеся жилистые листья, и на Михаила дыхнуло вкусным мясным жаром. Это была песчанка — небольшой съедобный грызун, которого Михаил очень удачно подстрелил, когда они спускались по склону к лесу. Михаил жадно потер руки и, покрякивая от удовольствия, принял от Ярана пахнущий дымом и мятой кусочек.