Виктор Меньшов - Сердца Лукоморов

- Чудное название, - улыбнулся я.

- Названий у городов наших чудных много, - согласился Алёша. - Вот, например, Кемь. Знаешь такой город?

- Это где-то на севере, - не очень уверенно постарался вспомнить я.

- Там, - подтвердил Алёша. - Этот город совсем чудно своё название получил. Это было совсем дикое место, даже названия не имело, туда ссылали каторжан. Дела каждого арестанта рассматривал сам Пётр Первый. Если человека следовало отправить куда-то далеко, в особо суровые места, царь писал на бумаге: "К едрёной матери", правда, ещё покруче, но почти так. А поскольку бумаг было много, на каждой расписываться - время дорого, стал Пётр сокращать, писать три первые буквы: К. Е. М., К Едрёной Матери. А название город этот получил так. Арестанты спрашивали друг друга, кого куда отправляют, и те, кого отправляли в место без названия, говорили, в КЕМ. Так и привилось, только мягкий знак на конце добавился.

Таких названий по России полно. Например, Вины. Это место стояло близко к Новгороду. Здесь, останавливался на ночлег Пётр Первый с Алексашкой Меньшиковым, пили вино, ночевали, а утром ехали в Новгород. Так и назвали место Вины, место, где вино пили. Там же есть село и вовсе со странным названием - Яжелбицы. Это с Александром Невским связано. Говорят, что именно на этом месте Новгородский князь Александр, позже прозванный Невским, дал ответ немецким рыцарям, на их предложение сдаться и платить дань. Он сказал:

- Не бывать тому! Я желаю биться!

В память об этом и назвали место целой фразой: Яжелбицы - я желаю биться...

В тех местах вообще чудесные названия: Миронеги, Ижицы, Долгие Бороды, а рядом - Безбородово. Сам можешь подумать, откуда и почему какие названия появились. Всё это на Валдайской возвышенности, рядом с нами. Здесь места такие: двадцать восемь процентов - леса, тридцать процентов болота. Валдай местами чудесными славится. А ещё колокольцами Валдайскими. Помнишь стихи? "И колокольчик, дар Валдая, звенит уныло под дугой...".

Валдайские колокольчики на весь мир известны. На Руси их ещё потому любили, что у них звон особый. Говорят, все Валдайские колокольчики от одного большого колокола пошли. Угличский колокол, тот самый, который народ к бунту призвал, в Москве наказали, язык ему вырвали и плетьми били. Наказав, повезли обратно, чтобы в тюрьму навсегда заточить, а он упал с саней и рассыпался на сотни и тысячи маленьких колокольчиков...

К нам подошёл мрачный широкоплечий мужик в чёрной рясе и кивнул мне:

- Пошли за мной, парень.

Повернулся и пошёл по плацу, загребая носами громадных сапог. Я бросился догонять.

Он вышел за ворота, через которые нас вчера ввели, за шлагбаум, там уже стояло несколько телег, готовых в путь. Большинство телег были нагружены, прикрыты рогожами и обвязаны верёвками, а в двух телегах сидели люди.

- Поедешь с сыном моим, Данилой, да с племянником Никитой Качаловым, - указал дьяк на вторую телегу, в которой сидели нахохлившись не выспавшиеся подростки, укутанные в кожушки. Я посмотрел на них, и мне стало холодно. Один из подростков подвинулся и буркнул мне:

- Залезай, да на вот, прикройся, в дороге продует в такой одежонке.

Он бросил мне старый овчинный тулупчик. Я полез в телегу и с удовольствием укутался, завалившись поглубже в свежее, душистое ещё сено.

С передней телеги дьяк Михаил Битяговский крикнул:

- Поехали!

Наш маленький обоз тронулся, впереди поскакали несколько всадников с гиком и свистом. Так мы и ехали, я даже не знаю точно сколько, потому что спал почти всю дорогу. Меня растолкали, в руку сунули краюху хлеба, посыпанную крупной солью. Я с съел её и опять заснул.

Проснулся от тычка в бок.

- Ты чего развалился боярином? - недовольно смотрел на меня один из подростков. - Помогай, давай, телеги разгружать. Приехали.

Я соскочил с телеги и огляделся. Мы стояли возле каменных палат с причудливым высоким крыльцом. Возле палат стоял небольшой домик, в который и относили мешки с телег. Напротив палат, через маленькую площадь, возвышалась колокольня, с которой смотрел на наш приезд, перевесившись через перильца, пономарь.

- Не свались с колокольни, ворон! - крикнул ему дьяк Битяговский.

Пономарь даже ухом не повел, напротив, словно нарочно, словно дразнился, ещё больше перевесился вниз.

На крыльцо вышла полная женщина в длинном платье и отороченной мехом безрукавке. К ней подошёл дьяк, стал что-то пояснять, показывая на разгружавшиеся телеги.

- Смотри, - указал мне на женщину кивком головы сын дьяка, Данила. Мамка царевича, Волохова.