Глен Кук: Последний обряд

– Я уверен, про тебя говорили ужасные вещи. После того, что ты сделала с той базой… Но они тебя не знают. Спасибо, Марика.

– Я не забываю своих друзей. Как и врагов. Сестрам приказано проследить, чтобы ты был готов к путешествию. У меня тут осталось еще несколько дел. Надеюсь, ты не будешь возражать, если тебе завяжут глаза.

– Ничего другого я и не ожидал, – улыбнулся Багнель. – Эта секретная фабрика слишком дорога для тебя. Ты не можешь поступить иначе.

Марика пожала плечами.

– Темные корабли слишком много значат для всех силт, и мы никому не можем позволить контролировать их производство. Если бы не эта фабрика, после битв в Понате и гибели Макше и Телле-Рея у Рейгг остался бы только один темный корабль – мой. Ладно, иди собирайся, а я сейчас вернусь. Мы еще полетаем вместе, как в прежние времена.

Едва они успели отойти так, чтобы Багнель не слышал, как Барлог заметила:

– Ты говорила Грауэл, что больше не интересуешься судьбой Каблина.

– Ничего подобного я не говорила. Помогать Каблину я больше не стану, однако он все еще мой брат, и в детские годы у меня не было друга ближе. Тех дней не вернуть, но их и не выбросить.

Охотницы переглянулись. Марика без труда догадывалась об их мыслях. Они считают, что никогда не поймут ее. Что в ее душе сентиментальность уживается с холодным яростным честолюбием – нелепое сочетание, приводящее к приступам типично мужской слабости.

И им действительно не понять. Да, они носят ливреи вокторов Рейгг, достигли высокого ранга и знакомы с чудесами технологии Юга. Но в душе эти вокторы навсегда останутся первобытными понатскими охотницами с присущим неолиту черно-белым восприятием. По большей части Грауэл и Барлог даже и не пытались привести свои убеждения в соответствие с тем, что им приходилось видеть. Они исполняли приказы – часто с угрюмым недовольством – и старались держаться в стороне от окружавших их изнеженных декадентов.

Недовольство и сейчас было написано на лицах охотниц, но ни одна из них не сказала ни слова, когда Марика быстрым шагом направилась на местную станцию радиоперехвата.

Именно там держали Каблина – пленника, который должен был расшифровывать и переводить перехваченные связистками Рейгг передачи братьев.

– Изолирован он здесь не хуже, чем если бы уже попал к Всесущему, – сказала Марика. – И при этом на моей совести нет его крови. Не говоря уже о том, что он нам даже полезен.

Грауэл и Барлог снова промолчали. Они считали все ее аргументы детскими отговорками. Что для понатской охотницы жизнь какого-то мужчины?

Когда они вошли, Каблин как раз работал. Марика не хотела отвлекать связистов. Она отошла в сторонку, махнула лапой старшей связистке, чтобы на нее не обращали внимания, и стала молча рассматривать Каблина.

Тот делал все, что от него хотели, хоть и без излишнего усердия. Выглядел он гораздо старше, чем в тот день, когда Марика захватила его в плен. Она поделилась этим наблюдением с Грауэл.

– Ты тоже стала старше, – ответила охотница. – И вы с ним очень похожи. Даже те, кто вас не знает, с первого взгляда заподозрит, что вы щенки одного помета.

Говорили они шепотом, но Каблин все же услышал и обернулся. Встретившись взглядом с Марикой, он ничем не выдал своих эмоций. Марика с ним не заговорила. Все уже было сказано. Через несколько минут она вышла, взяла Багнеля и вернулась обратно на юг, где было чуть теплее и где ждало ее сестричество Рейгг, обескровленное трагедией Телле-Рея.

Волна яростной охоты на беглецов из Серк и братства пошла на спад, но сама охота не прекращалась ни на минуту. Хотя и успех ее был нулевым. Преступники исчезли, как будто в воздухе растаяли, и оставшиеся в живых Серк не имели ни малейшего понятия, где их теперь искать.

Марика далеко не сразу сложила с себя полномочия Верховной жрицы Рейгг. Она заявила, что все сестры слишком некомпетентны, чтобы занять ее место. Из всего прежнего Совета общины в живых осталась она одна – остальные были в Телле-Рее, когда с неба упала смерть. Так что Марика оставалась во главе сестричества до тех пор, пока не навела порядок – то есть пока не устроила все по своему вкусу. Она внимательно присматривалась к членам Советов уцелевших монастырей и продвигала тех сестер, чья философия совпадала с ее собственной.

В конце концов Марика все же уступила первое кресло некой Бел-Кенеке из приграничной провинции, такой же далекой, как Понат. Убеждения обеих силт практически совпадали, хотя по таланту новая силта и близко от Марики не стояла.