Александр Тюрин - Полдень XXI век, 2012 № 05

Чем большими способностями и талантами одарила человека судьба, тем громче этот крик. В идеале он должен бы звучать на весь мир — и именно к этому в душе своей стремится по мере возможности каждый. А поскольку сам же, как правило, понимает, что так шуметь он вряд ли в состоянии, с еще большим пылом старается заглушить и перекричать уж хотя бы тех, кто поближе.

Тут не прямое тщеславие, и даже не прямой страх смерти — но естественное и неизбежное противодействие индивидуальной души, интереснее, важнее и ценнее которой для нее самой ничего нет, тому жуткому, но очевидному факту, что возникла-то она совершенно случайно, и смысла в ее существовании нет; любой человек, а материалист в особенности, четко осознает, что его никто сюда не звал, никому он тут не нужен, и его исчезновения отсюда никто не заметит.

Все это значит, что люди и в своих животных, и в своих духовных ипостасях не могут и никогда не смогут не конкурировать. Хоть в чем-нибудь. Каков бы ни был мир вокруг, что бы в нем ни происходило, как бы он ни был организован, изобилен и оснащен.

К слову сказать, в этом заключается чисто психологический и потому неизживаемый, обусловленный самой человеческой природой аспект неустойчивости любых слишком уж централизованных режимов. Вне зависимости от эпохи, вне зависимости от целей, которые преследует сам режим — будь то древнекитайская империя Цинь Ши-хуана, где император старался всех поставить в полную зависимость от государства, или социалистический СССР, где пытались избавить народ от волчьих законов капиталистической конкуренции. Дело в том, что эти и подобные им исторические ситуации, казалось бы, столь принципиально различные, характеризуются одним и тем же: конкуренция выводится из личностной сферы и опосредуется высшим властным центром. И тогда тот, кто победил в любой конкурентной ситуации, а кто проиграл, решает уже не сама борьба соперников, но государственная власть. Ей виднее, кому дать, а у кого отнять. А постепенно и сама конкурентная борьба все более уходит из сферы непосредственной схватки в область маневров внутри высших государственных сфер, лихорадочного манипулирования торчащими из государственной машины рычажками.

Соперничество становится скрытым, подноготным, осуществляется руками высшей власти.

И мало-помалу все унижения, все поражения проигравших начинают ощущаться результатом действий не столько их прямых победителей, сколько государственного произвола. Тирании. В течение считанных лет, за одно-два поколения государство, пусть даже честно старающееся никого не обижать, но при том соблюдать баланс, оказывается ОБИДЕВШИМ ВСЕХ. Именно на нем, на государстве, сосредотачивается общая неприязнь, именно оно всем недодало, всем не дало развернуться, всем подрезало крылья, всех оскорбило в лучших чувствах. Личные противники оказываются вроде бы не противниками, а братьями по несчастью, не конкурентами, но бойцами одного и того же партизанского отряда, израненными в одном и том же неравном бою с карателями; в каждом проигрыше каждого проигравшего виноват лишь тупой казенный гнет, а больше никто.

Поэтому при прочих равных более дееспособным и перспективным на любой стадии исторического развития всегда оказывается то общество, которое сумеет предоставить своим подданным максимально возможное (разумеется — при данном общественном строе) количество демократических свобод, то есть, другими словами, невозбранных возможностей есть друг друга пусть хоть и в рамках закона, но — без посредников, напрямую, один на один.

Выбор способов, какими человек старается заявить о себе, зависит от тех ценностей, которые он впитал из культуры. Иногда в силу жизненных случайностей, иногда — более или менее осознано отдавая себе отчет в том, к чему его тянет, что у него лучше получается, человек для возвещения миру о себе всегда подбирает из предложенного его культурой набора тот рупор, тот иерихонский шофар, который ему ловчее всего держать в руках. Любая культура многогранна, и в зависимости от своих склонностей и возможностей человек выбирает с лотка, на котором жизнь раскладывает перед ним методики престижного самоутверждения, те, что наиболее отвечают его природным склонностям.

Один кичится бессребреничеством, другой — богатством. Один на каждом шагу старается подчеркивать, какой он бесхитростный, другой — какой он хитрый. Но есть еще и фактор сравнительной социальной полезности инструментов возвещения о себе городу и миру, фактор того, какие из них облегчают человеческое взаимодействие, а какие — затрудняют и разрушают.