Владимир Михайлов - Вариант И

— Бутылку шампанского… и? — Он взглянул вопросительно.

Мне стало и впрямь жалко его, хотя жалость вообще-то не относится к моим профессиональным качествам: в нашей работе она бывает вредной. Я имею в виду журналистику.

— Ну, пару персиков, может быть…

В его глазах блеснуло облегчение: наверное, он ожидал, что я закажу черную икру — но я ее не люблю, а если и ем, то уж не под шампанское.

Наталья заявила голоском балованной девицы:

— Мороженое с шоколадом и клубничным вареньем…

Бретонский кивнул, и официант отправился исполнять. Возникшую паузу Бретонский хотел было использовать для объяснений и извинений, но я гневно зыркнул на него, и он захлопнул пасть. Я печенками чувствовал, как истекают последние минуты перерыва, но тут принесли заказ, официант откупорил и разлил по бокалам. Пена вздыбилась, иллюзорная и преходящая, как и все прекрасное в сей юдоли слез.

— Итак, за знакомство, — провозгласил он, подняв бокал. — Моя фамилия Бретонский. Доктор исторических наук, к вашим услугам. Присутствую здесь как представитель партии азороссов и, вероятно, содокладчик по основному вопросу повестки дня.

На женщину это имя не произвело никакого в чатления, но она послушно протянула свой бокал чистый, нежный звон райских колокольчиков треннул над столиком. Два бокала застыли, ожидая моего движения.

Я был уже готов. Мне предстояло сейчас без запинок, никак не сфальшивив, сыграть достаточно сложную гамму мыслей и чувств. Я так и сделал.

Недоверие, словно бы сомнение в исправности своих органов слуха — удивление крещендо — полное изумление — почтение, стремящееся к бесконечности, — смущение — глубокое смущение — сожаление — раскаяние…

Я даже позволил себе покраснеть.

— Простите… вы сказали?..

Ого, это уже совсем другой голос:

— Бре-тон-ский!

Во мне какой-то пакостник грубо, по-извозчицки смеялся: гы! гы! гы! Но колебания воздуха донесло адресата совершенно другое:

— Доктор юридических и исторических на профессор Бретонский? Тот самый?

Знаменитый? Неужели…

Иногда не знаешь, на что клюнет рыба. Наживка же для человека всегда срабатывает без осечки.

— Н-нууу… — Он тянул эти два звука бесконечно долго, словно фокусник, извлекающий из кармана цветную ленту. У него были объемистые легкие, и возл в них хватило не менее чем на полминуты. — Я не уверен, что такое определение мною целиком заслужено…

Да был он уверен, был! Не найти другого человека во вселенной, столь же убежденного в собственн знаменитости.

…но действительно пользуюсь некоторой известностью — во всяком случае, среди людей, занятых проблемами как прошлого, так и будущего; это так, да смею ли поинтересоваться, с кем имею честь?

Давай-давай, удовлетворяй свое любопытство. Хотя оно и является грехом.

Однако же сказано в суре «Весть»: «О чем они расспрашивают друг друга?»

И ниже, в айяте четвертом: «Но нет, они узнают».

Я потупился, как бы стыдясь того, что мое ничтожное имя прозвучит сейчас по соседству с его — звонким, увенчанным славою.

— Уверен, что вы никогда обо мне не слышали… Я Вебер, точнее — фон Вебер (специально для того, чтобы он внутренне усмехнулся моему скудному честолюбию), московский корреспондент германского журнала…

Он снизошел до сочувственной улыбки:

— Фон Вебер? Каюсь, не читал. Но непременно… если дадите мне такую возможность…

Врет, конечно. Единственное, что он прочитал бы в моем журнале, — это хвалебная статья о нем. Сейчас он уже зацепился за мыслишку, что такая статья может и на самом деле появиться — если он окажется ко мне достаточно благосклонным.

— О, разумеется, с удовольствием доставлю вам… Ах да, простите. Это Fraulein Natascha, моя секретарша…

Наталья, служи она на флоте, могла бы получать награды и краткосрочные отпуска за успехи в скорострельности и точности в глазной стрельбе.

Взгляд — накрытие, огонь на уничтожение. У Бретонского были уже полные трюмы воды, но он воображал, что уверенно держится на плаву.

— Весьма рад, мадемуазель…

Ах, мы французы к тому же? Мать твою…

— Мсье Бретонский, я надеюсь, что возникшее между нами недоразумение…

— Ну что вы, мсье… ээ?

— Фон Вебер…

— Да-да, вот именно… Разумеется, разумеется… Даже не будем вспоминать об этом…

— Но я считаю своим долгом принести вам мои глубочайшие извинения…

Понимаете, в этой стране… Нет-нет, я никак не хочу задеть ваши патриотические чувства…

— Понимаю, но тут вы, к моему сожалению, правы: в нашей великой стране нравы оставляют еще желать лучшего, много лучшего… Однако смею вас заверить: мы делаем все, чтобы… И будем делать еще больше…