Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Вот-вот, булыжники в сундук подложить — на это ты способен. А чего похитрее придумать…

— Молчи, красотка. Знаю я, для чего ты решила за нами увязаться.

— Ну и дурак.

Тем и кончился разговор.

Солнце еще не осветило медных наверший герденских колоколен, когда дядюшка Сарво, Георг и Ганс уже стояли у городских ворот, ожидая, пока труба даст сигнал растаскивать в стороны их тяжелые створки.

По ту сторону терпеливо ждали купцы, моряки, рыбаки со свежим уловом, крестьяне на повозках. Город поставлен был довольно высоко, еще в те времена, когда на островах строили большие плоскодонные лодки и шатались по морю в поисках добычи; войти в речку Аву, огибавшую Герден, островитяне еще могли, но брать город по своему обыкновению штурмом с воды не решались. К воротам, и Южным, и Северным, вели крутые дорожки, которые были так хорошо проложены, что при нужде их можно было закидать со стен всякой дрянью и сделать непроходимыми. Стены были надежные: внизу из серого камня, надстроены красным и бурым кирпичом, с башенками и пятью большими толстыми башнями. Шестую строили по договору с магистратом цех рыбников и цех скорняков, в долю вошли цех ювелиров и цех ткачей. Подмастерья поочередно стерегли ночами башню, а днем расхаживали очень гордые, с моряцкими саблями на перевязях. Башня потребовалась не столько для обороны, сколько для новых тюремных помещений: старая герденская тюрьма стояла посреди города, земля под ней сильно вздорожала, и магистрату выгодно было продать ее на слом и построить новую.

Как раз о башне толковали каменщики, вместе с моряками ждавшие, пока отворятся ворота.

— Удалось-таки отвадить нечисть, — говорил один. — Слышал, брат Демидиус из Зеберау нарочно приезжал, брызгал наговоренной водой, он умеет!

— Ох, не вернулась бы, — сказал другой. — Думаешь, кто спрятал под камнями мой мастерок и пояс?

— Брату Демидиусу веры нет, — вмешался третий, — а вот тому, кого приводит ратсман Горациус, вера есть! Помяните мое слово — он не напрасно в черных чулках ходит! У него нюх на нечисть! И это он нечисть отвадил.

Тут Георг, стоявший к ним поближе, стал прислушиваться. А потом потянул за рукав дядюшку Сарво. Боцман тоже наставил ухо и узнал, что нечисть, которая завелась на стройке, воровала пробки от фляг, да так ловко: вот только что пробка лежала на плоском камне, где разложены обеденные припасы, и — бац! — ее уже нет. А потом ее вытаскивал из кармана человек, который вообще был в двадцати шагах от фляги, и сильно этому удивлялся. И после того как человек в черных чулках побродил вокруг строящейся башни, да чем-то побрызгал, да побормотал, зажмурясь, пакостей больше не было.

— Так, может, в богадельне эта самая нечисть завелась? — шепотом спросил боцмана Георг, отведя его в сторонку. — А горожанам сказали, будто хворь, чтобы не переполошить весь Герден.

— Но для чего тайно увозить старичков ночью? И что означает вот это? — боцман выставил толстый палец с серебряным перстнем.

— Я не знаю, но сдается, что ратсман приводил к башне того самого человека, который слонялся по богадельне и всюду совал нос… Вроде как тут концы с концами сходятся…

В этот момент завыла старая ржавая труба, с грехом пополам выводя сигнал «отворяя-яй, не зева-ай!». И через десять минут моряки уже стояли по ту сторону стены и глядели сверху на герденскую гавань.

Гавань была прекрасна. Во-первых, там были причалы для больших плоскодонок, чтобы разгружать стоявшие на рейде суда. Во-вторых — волнорез, любимое место летних гуляний девиц на выданье и их матушек. В-третьих — рукотворный канал, соединявший гавань с озером Герденданне, и широкий подъемный мост через этот канал. Поднимали его нечасто, и он тоже служил причалом, там мог даже флейт швартоваться, если точно знать время прилива и отлива. В-четвертых, у моста стояла деревянная башня, над которой развевался портовый флаг: два синих круга на красном поле, в правом круге золотой лев, в левом — золотой грифон. Наверху, под остроконечной крышей, висел большой фонарь с хитро устроенными стеклами и зеркалами, которые умножали свет от толстой свечи и делали его пронзительно-белым. Внизу жил маячный сторож.

Ранним утром вся гавань словно излучала свет: искрилась голубая вода, искрился золотой песок, даже серое дерево причалов преображалось, а паруса и вовсе становились розовыми.

— А в Виннидау рассвет лучше, — сказал дядюшка Сарво. — Конечно, если вовремя выйти из фьорда. В самом-то Виннидау моря за скалами не разглядеть, разве что залезть на крышу собора Святого Петера. В Гердене по-настоящему хорош только закат, откуда тут рассвету быть? А в Аннерглиме — ни рассвета, ни заката…