Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

Он сделал жест обеими руками, словно отталкивал от себя горизонт.

— Ты хочешь сказать, что ей предстоят долгие путешествия?

Надвигающийся Дождь не ответил. Доктор Даппер медленно произнес:

— Мне грустно за нее. Передай ей, что я желаю… — однако он не имел понятия, что может пожелать Реморс Кертли, и поэтому сказал просто: — Позаботься о ней, пока она с вами, и передай, что я никогда ее не забуду. Прошу, скажи ей это.

— Для тебя, — сказал абенаки. Он запустил руку в мешочек из оленьей кожи, который всегда висел у него на поясе, и вытащил помятый и слегка истрепавшийся с краю голландский чепец, тот самый, без которого Олферт Даппер никогда не видел миссис Кертли, не считая одного-единственного раза. Доктор нерешительно принял подарок; у него внезапно пересохло в горле настолько, что он не смог даже поблагодарить индейца за доставку. Его хватило лишь на то, чтобы тоже кивнуть в ответ, на короткое мгновение склонив голову над чепцом. Ее запаха не было. Он надеялся, что будет.

Надвигающийся Дождь двинулся прочь еще до того, как доктор услышал дребезжание фургона да Сильвы.

— Единорог, — сказал доктор ему вслед. — Я так и не знаю, как он у вас называется, хотя мне точно известно, что у вас есть такое слово.

Абенаки остановился, но не повернул головы. Доктор Даппер спросил:

— Она… Вы ехали верхом оба? Я так себе и представлял.

Тут Надвигающийся Дождь все же посмотрел на него, но ничего не сказал. Фургон торговца скрипел все ближе; доктор пытался не думать о том, как будут звучать несмазанные оси на протяжении предстоящей долгой поездки. Повышая голос, он проговорил:

— Я видел его дважды, хотя и не имел права, я знаю. Я не должен был… Скажи, он… я имею в виду, единорог, он… как ты думаешь?.. — Однако доктор и сам не знал, о чем хочет спросить, как перед этим не ведал, чего хочет пожелать Реморс Кертли в последующей жизни, и поэтому вопрос снова остался незаконченным.

Еще не рассвело, но в курятнике учителя Праути сонно прокукарекал петух, и уже виднелся грузный силуэт фургона Исаака да Сильвы, приближающегося к докторскому дому. Олферт Даппер поднялся, чтобы принести свои пожитки, но вдруг понял, что Надвигающийся Дождь по-прежнему смотрит на него в упор и глаза индейца изменились — сейчас они были такими же, как в тот миг, когда они вдвоем впервые увидели единорога. Глаза абенаки были широко раскрыты, полны такой сияющей молодостью, какой доктор никогда в них не видел, и так ясны, что было мучительно смотреть в них.

— Больше никогда, — тихо произнес Надвигающийся Дождь, и в его голосе не было печали или чувства утраты, только пронзительная радость. — Никогда не возвращаться, — повторил он звонко, почти нараспев. — Никогда еще раз. Ушел совсем.

А потом он тоже ушел, и вместо него появился Исаак да Сильва, требующий, чтобы доктор вместе со своим барахлом погрузился в фургон немедля, ведь он не думает, что торговец будет стоять тут до утра, рискуя застудить свою прекрасную лошадь.

Весь этот первый день пути Олферт Даппер ехал спиной вперед, беспрестанно крутя в руках потрепанный голландский чепец. Однако уже на следующее утро он аккуратно убрал головной убор миссис Реморс Кертли к себе в карман, уселся рядом с торговцем и обратил взгляд к морю.

Перевел с английского Владимир ИВАНОВ

© Peter S.Beagle. Olfert Dapper's Day. 2012.

Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».

Я был весь покрыт кровью — по большей части своей собственной, чуть меньше — чужой. Я чувствовал себя полностью обессиленным, умирающим от голода, но муки жажды были сильнее всего. Тем не менее я пролежал около двух часов, не выдавая себя ни одним движением. К этому я давно успел привыкнуть. Притворяться мертвым стало для меня второй натурой.

Некоторое время я провел, терпеливо ожидая, пока звуки сражения не затихнут. Покой наступил, когда вечерние тени уже начали удлиняться. Для них тоже пришло время умирать: с наступлением ночи они прекратят свое существование.

Я был счастлив слышать, что сражение еще продолжается. Отчасти потому, что это означало: лагерь, который я выбрал, еще сопротивляется. Но главное — хотя прибрежные районы оставались опасными, я не слишком рисковал нарваться на мародеров.

Существовало две разновидности: одни придерживались некоего подобия порядка — подбирали оружие с боеприпасами, попутно добивая раненых; и другие — кого интересовала исключительно нажива. Они без разбора выгребали из карманов банкноты и личные документы, срывали с мертвецов кольца. Первые тоже иногда так поступали, совмещая приятное с полезным, но это все же было не основное занятие.