Александр Мирер - Мост Верразано

— Кухня у вас французская, паренек?

— Э-э, да, сэр, настоящая французская, — проговорил швейцар с подчеркнуто французским акцентом. Руку с кнопки, однако, не убрал.

— Вина?

— Останетесь довольны, сэр. У нас самый богатый погреб в Нью-Йорке, сэр. Умник сунул ему двадцатку.

— Простите, сэр, гостям полагается быть в вечернем платье.

— Костюм? — с воодушевлением спросил Умник.

— До этого пока не дошло, сэр. Пиджак и галстук.

— Мне нужен столик на семь часов.

Выяснилось, что заказы обычно принимают по телефону, но Умник обольстил и метрдотеля, так что столик был успешно заказан. Умник выспросил у метрдотеля, куда надо поехать в этом треклятом городе, чтобы купить хорошую одежду, и выскочил на улицу как раз в ту минуту, когда Рон торговался с девушкой из дорожной полиции, объясняя, что седок придет сию минуту и они уедут, «Хорошенькая чернавочка», — с некоторым сожалением сказал Умник, когда они отъехали, и сейчас же рявкнул: «Стой!», обнаружив платный гараж. И снова все прошло как по маслу — им милостиво разрешили самим поставить машину, Умник заплатил сразу за сутки и в неистовом темпе поволок Рональда к Пятой авеню.

Магазин оказался настоящим дворцом. Колонны, зеркала — кругом зеркала, так что настоящие размеры зала угадать было невозможно без специальных изысканий, Они вкатили сначала в дамский зал, за ним был еще один дамский зал — в арке, соединяющей эти помещения, юная красавица попыталась опрыскать их духами. Рональд как открыл рот, так и шел по мозаичному полу. Он в свое время поездил по стране и по миру и знал — теоретически, — что есть магазины для богатых и для очень богатых, но как-то не довелось ему в них побывать, Он подозревал, что Умнику тоже ни к чему были такие магазины, но очень уж уверенно шеф себя вел. Когда к ним подплыл седовласый господин и осведомился, что угодно господам, Умник объявил, что господам угодно одеться с ног до головы, костюмы предпочтительны коричневых тонов, туфли — для него лично, то есть господина, имеющего честь делать заказ, какие предложит магазин, а для его спутника — непременно черные, рубашки же белые. Цена не имеет значения. Тут же им поднесли кофе и коньяк, и работа закипела. С Роном-то все было просто; средний рост, сухой, широкоплечий — любой костюм сидел на нем, как на манекене. А с Умником продавцы намаялись: ботинки на его ногу не находились. Пять или шесть продавцов обхаживали Умника, ласковые такие парни, один другого ласковей. Наконец запыхавшийся младший продавец доставил откуда-то тележку с ботинками гигантского размера, и пошла примерка.

Цирк этот происходил в отдельном зальце, в котором были еще выгорожены примерочные. Часа полтора провозились, но нетерпеливый Умник ни разу не взревел и не послал их всех туда, куда обычно посылал всяких зануд. Оделись наконец. В зеркалах возникли два чудовищно респектабельных джентльмена в костюмах, сидящих как влитые, — даже у Умника пиджак не морщил на спине.

Седовласый руководитель процедуры легонько похлопал в ладоши и сказал Умнику.

— Я бы рекомендовал, сэр, немного ушить брюки, Пятнадцать-двадцать минут.

Умник не прореагировал на это предложение и распорядился, чтобы их прежнее платье завернули, а в этом они останутся.

— Непременно, как желаете, сэр, но… Не угодно ли воспользоваться нашей парикмахерской? Мы бы пока позанимались с вашими брюками, сэр…

В глазах распорядителя мелькала, однако, неясная тревога. Умник уловил ее и величественно извлек из бумажника «платиновую» карту «Американ экспресс». Секунду подумал и добавил свои водительские права — чтобы не подумали, будто карта ворованная. Продавец просиял и попытался помочь господину сменить брюки.

И через сорок минут они вышли на темную улицу — выбритые, с мытыми головами и причесанные волосок к волоску. Прежнюю их одежонку обещали до ночи доставить в мотель, и они плыли, как пижоны какие-то, в вечерней толпе Пятой авеню.

— Опаздываем, дьявол их дери с их парикмахерской, — ворчал Умник.

— Зачем?.. — спросил наконец-то Рон.

Вопрос означал вот что: зачем нам костюмы за безумные деньги и зачем мчимся в заведение, в которое нельзя войти одетым по-человечески?

— Ох и напьюсь! — отвечал Умник. — Сил больше нет так жить — без бабы и настоящей выпивки… С тобой разве поддашь?

И он напился. В уютном таком зале с картинами Ривейры в нишах, имитирующих окна, под тихую музычку, под тихое воркованье официантов — непременно с французским акцентом. Неизвестно, была ан еда французской, но вкусно было до чертиков, и они ели за обе щеки, что, однако, не помешало Умнику набраться. После сыра он попытался запеть что-то ирландское, таращась при этом на неимоверно длинноногую красотку в неимоверно коротком платье, сидящую в глубине зала, аккурат под изображением маяка на картине. Тогда у столика возник официант со счетом: психологи какие, подумал Рональд, понимают, что заплатит, не глядя. Он перехватил счет и проверил — вроде бы ничего лишнего не написано. Восемьсот монет, да чаевые, ой-ой… Умник пока что распелся, как дрозд весной, и рядом замаячил совсем новый официант — громила вроде Умника и явный ирландец по виду; он сочувственно ухмылялся, но был готов к действию. Умник не дал ему повода к действию: положил на счет свою платиновую карточку и принялся доглатывать портвейн, поданный за счет заведения. Красавица и еще несколько человек зааплодировали, но тут карточку принесли обратно, и певец, презирая публичный успех, поднялся и приказал: