Вячеслав Морочко - Ужас и счастье прикосновения

Перед тем, как нажать последнюю клавишу, она снова взглянула на улицу и застыла в недоумении: на краю площади, у магистрали, показалась процессия, напоминавшая театральное шествие. - А вот и "солист", - подумала Маша, увидев скромно одетого человека среднего роста. В нем все было скромным и средним. Ординарность, доведенная до предела, бросалась в глаза резче всякой экстравагантности и была призвана оттенять "знак ответственности", сияющий у него на груди. Этот символ когда-то вручали, как поощрение за успехи на административном поприще. Традиция украшать себя всевозможными знаками почему-то особо живучей была в управленческой сфере. На лице значкиста сияла самая доброжелательная из улыбок, какую себе можно представить. Случайные прохожие, оттесненные на другую сторону площади, вытягивали шеи: не каждый же день удается видеть фигуру облеченную высочайшей ответственностью. Процессия уже запрудила площадь. Лица участвующих выражали деловитость, исполнительность и оптимизм. Процессия уже обтекала пальму, когда Маша потеряла рыжего из вида. Однако вокруг "солиста" пространство оставалось свободным, и она продолжала видеть щенка. Зверек облизывал лапки похожим на фиолетовую ленточку языком. При этом он так изгибался, что был похож на известный скульптурный шедевр: "Туалет маленького куна". "Солист", вытянув губы, присел на корточки. Закончив туалет, щенок стрельнул глазками вверх. Его завораживал сверкающий "жук". Кун встал на задние лапки и, забавно сложив на груди передние, потянулся мордочкой к "знаку ответственности". "Солист", смеясь, раскачивался из стороны в сторону, и кун раскачивался вместе с ним, поворачивая нос за блестящим предметом. Все смеялись. В том числе те, кто даже не мог видеть куна. "Солист" отодвинулся, и любопытный щенок на задних лапках потопал за ним. Смех набирал силу. "Солисту" неудобно было смеяться сидя на корточках. Он встал. А кун разочарованно опустился на передние лапки и сделал изящный прыжок. Тогда человек нагнулся и поманил его пальцем. Кун приблизился, весело семеня ножками, задрав хвостик, лизнул палец и вопросительно посмотрел на "солиста". А тот поманил опять. - Изволь, - наверно подумал щенок и, приблизив рыльце, опять собирался лизнуть, когда палец свернулся крючком, а потом, распрямившись, хлестнул его по носу. От неожиданности зверек проглотил визг. Он сел и зажмурился, прикрыв лапками голову. Смех толпы перешел в рев. "Солист" вытирал слезы, а указательный палец правой руки еще изгибался возле мордочки куна... И вдруг лицо человека перекосилось - толпа онемела, как по команде. "Солист", будто знамя, поднял над собой окровавленный палец. Зверек прижался к асфальту: он и сам-то не ждал от себя, что решится вдруг тяпнуть этот коварный отросток. Только теперь Маша заметила рыжего. Расталкивая "танцоров", он пробирался к дрожащему куну. "Солист" поднес палец к глазам, вынул платочек и со скорбным видом смотрел, как на белой материи проступало пятно. Вид крови будил в нем какие-то мрачные чувства. Наконец, он взмахнул тряпицей, повернулся на каблуках и, захватив щенка боком ступни, точно мячик швырнул его за обрамление магистрали, где с шелестом разрывали воздух невидимые транспортеры, затем, насупившись и заложив руки за спину, решительно двинулся прочь, уводя процессию. Маше вскрикнула, глядя, как рыжий метнулся за обрамление. Невидимая сила выбросила живого щенка обратно на площадь. Взвыла сирена. Маша хотела вскочить. Но ноги не слушались. Она рухнула в кресло, будто провалилась в яму. Когда, наконец, придя в себя, она выбралась из "аквариума", быстролет скорой помощи уже скрылся за Городом Башен. Рыжего на площади не было. До такой степени "не было", точно Маша с начала и до конца его сама выдумала. Она не знала о нем ничего: ни имени, ни рода занятий, а главное - индекса. Процессия уже покидала площадь. Не сознавая зачем, Маша бросилась догонять и скоро врезалась в строй "танцоров". Ее колотила дрожь. Она стонала, отчаянно пробираясь вперед. Сначала ее пропускали. Но с каждым шагом двигаться становилось труднее. Она не шла уже, а едва протискивалась. И, наконец, очутилась перед стеной, которую пробить не смогла. - Куда вы, девушка? - спросил симпатичный мужчина. - Пустите! - крикнула Маша. - Туда нельзя! С ней были весьма обходительны. Это она наскакивала на симпатичных парней, толкала, дергала их за одежды, кричала, молила: "Пустите!". И вдруг узрела "солиста". Его отделяли от Маши спины парней, идущих сомкнутым рядом. Ей показалось, что кроме "знака ответственности" имел он еще одно украшение... на лице. Не знак, но что-то подобное знаку. Ей стало жутко. - Убийца! - крикнула Маша, пытаясь прорваться. - Тише. Зачем же кричать? - шептали красавцы. Разве не видите, кто перед вами? "Солист" в это время ей улыбался, кивал и светился отеческой милостью. Она подумала вдруг: "Что со мной?! Я как-будто ослепла! Ведь это не люди - только похожие на людей больные машины!" Процессия уходила, а Маша повернула назад. - Боже мой! - стонала она. - Когда это кончится? Когда, наконец, автоматы уже отболеют нашими хворями? Приблизившись к пальме, она обхватила ладонями ее теплый ствол и только теперь, опустив глаза, увидела, что к ногам ее жмется дрожащий от пережитого ужаса нежный комочек.