Уильям Моррис - Воды дивных островов

Страх острой болью пронзил сердце Заряночки при этих словах, и вспыхнули ее щеки, а в следующее мгновение все краски сбежали с ее лица, однако девушка вымолвила-таки:"Нет, госпожа моя, нет в моем сердце такого желания". Ведьма окинула ее свирепым взглядом и молвила:"Ежели попытаешься бежать, и не удастся тебе, то пожалеешь ты об этом только раз, зато на всю жизнь; а что не удастся тебе, так иначе и быть не может". На этом умолкла колдунья, а затем добавила более мягко:"Потерпи да поживи со мною еще немного, а впоследствии найдутся у тебя причины радоваться, и очень скоро уже".

Ничего более не сказала ведьма в тот раз; но речи ее ранили душу девушки; и еще долго после того Заряночка ощущала гнетущее бремя страха, и не знала она, как вести себя перед колдуньей. Но дни шли себе за днями, и ничего не происходило, и на сердце у девушки полегчало; по-прежнему трудилась она над сорочкой и платьем, и работа близилась к концу. Платье украсила искусница розами и лилиями; от кромки юбки в самой середине полотнища поднималось высокое дерево, а по обе его стороны мордочками друг к другу застыли лани. Сорочку же на груди и вдоль края изящно расшила она веточками да бутонами. Июль перевалил за середину, и дни стояли ясные и жаркие.

Глава 7. О приключении Заряночки 1 0в лесу.

Однажды отправилась девушка в лес, и устроилась под заветным дубом, а место это находилось слишком далеко от приозерного луга, чтобы возможно было разглядеть оттуда вышивальщицу; в чаще же никого не ожидала встретить Заряночка, кроме кроликов и белок, что, правду сказать, весьма к ней привыкли и ничуть гостью не боялись, так, что даже подходили к ее руке и играли с нею, когда девушка их подзывала. По этой причине, и поскольку день стоял до крайности жаркий, она сбросила свою незамысловатую одежду, дабы насладиться сполна тенистой прохладой и случайным дуновением ветерка, и ласковым прикосновением трав к самому телу. Так сидела она и шила, прикрытая лишь полою зеленого платья, что расписывала иглою, словно кистью.

Дело близилось к полудню; пока же сидела девушка под дубом, поглощенная своим занятием, склонив голову над вышивкой, донесся до нее легкий шелест, словно бы кто-то направлялся прямо к ней. Заряночка не придала тому значения, полагая, что это бродит, должно быть, дикая лань. Но вдруг услышала Заряночка, как кто-то негромко произнес ее имя. Задрожав всем телом, девушка вскочила на ноги, полагая сперва, что ведьма пришла за нею; однако еще более испугалась вышивальщица, когда увидела, что стоит перед нею некто в образе юной женщины, обнаженной, как и она сама, только бедра незнакомки охватывал венок из дубовых листьев.

Незнакомка, что теперь подошла совсем близко, улыбнулась девушке и проговорила голосом нежным и ласковым:"Ничего не бойся, Заряночка, ибо думаю я, что ты найдешь во мне друга; а на то похоже, что очень скоро друг тебе весьма понадобится. А кроме того, вот что скажу тебе, - продолжала она с улыбкой, - раз уж я не боюсь тебя, не след и тебе меня пугаться". Отвечала Заряночка, тоже улыбаясь:"Правда это, что не страшна ты с виду ничуть". Незнакомка рассмеялась от души и молвила:"Так не славно разве, что повстречались мы в лесной чаще? и обе мы - словно обласканные землею дети. Так не сыграть ли нам в игру?" "В какую игру?" - вопросила Заряночка. Молвила дева в венке из дубовых листьев:"А вот в какую: сперва ты расскажешь мне, какою кажусь я твоему взору, раз уж ты меня испугалась; когда же закончишь ты, я тебя опишу".

Молвила Заряночка:"Для меня это куда как непросто; не с чем мне сравнить тебя, ибо, ежели не считать твоего появления, никого-то я не видела, кроме госпожи моей, той, что живет в Доме у Воды". "Ладно же, отозвалась незнакомка, - тогда я начну, и первая расскажу тебе, какова ты, и наставлю, как вести речь касательно меня. Но ответь, доводилось ли тебе когда-либо видеть себя в зеркале?" "Что это за вещь?" - переспросила Заряночка. "То полированный кружок из стали либо другого светлого металла, - пояснила лесная дева, - что воспроизводит правдиво облик стоящего перед ним".

Отвечала Заряночка, закрасневшись при этих словах:"Есть у нас в доме широкое латунное блюдо, и, помимо прочих дел, возложена на меня обязанность полировать его и начищать; однако не удается мне начистить блюдо так, чтобы сумела я разглядеть себя в нем толком; и все же..." "Что такое?" переспросила лесная дева. Отозвалась Заряночка:"Я скажу тебе, как только сыграешь ты свою роль до конца".

Рассмеялась незнакомка и молвила:"Хорошо же; теперь я стану твоим зеркалом. Вот какова ты: стоишь ты передо мною статной и стройною девушкой, немного хрупкой, как подобает твоим семнадцати зимам; там, где тело твое открыто солнцу, как, скажем, шея, и руки, и ноги ниже колен, - там позлащено оно загаром оттенка самого приятственного, в прочих же местах кожа твоя так нежна и чиста, так ласкает взгляд белизною, словно играет на ней лучистый солнечный блик, исполняющий обещания земли. Руки твои и плечи округлятся и похорошеют еще больше, едва минует еще лет пять, однако милее чем сейчас едва ли станут, столь крепки они и безупречны, как есть. Грудь твоя невысока, как и пристало девушке столь юной, однако достаточно полна; и никогда не станет прекраснее, нежели сейчас. Изящна посадка твоей головы, что венчает высокую, замечательной формы шею, позлащенную солнцем, как уже сказала я ранее. Волосы твои каштановые, однако скорее отливают золотом, нежели темны; и ага! теперь, когда ты их распустила, спадают мягкой волною по обе стороны высокого чистого лба и до плеч, и не кончаются у пояса, однако не скрывают твоих колен, и статных стройных ног, и крепких, четко очерченных ступней и лодыжек, что столь же отражают душу твою и сердце, и столь же послушны и проворны, как запястья твои и ладони, и во всем им под стать. Перейдем же к лицу твоему: ниже чистого лба находится соразмерный нос, не велик и не мал он, с изящно вырезанными ноздрями; глаза твои серы, словно у ястреба, но добры и серьезны, ничего в них нет свирепого либо обманного. Ага! - вот теперь, когда ты опускаешь взгляд, лицо твое столь же прекрасно, как и с открытыми глазами, столь гладки и нежны эти веки, опушенные длинными, густыми ресницами. Распахнуты широко посаженные глаза твои, и никто не скажет, будто не можешь ты посмотреть людям в лицо. Щеки твои в один прекрасный день станут тенетами для неосторожного; однако не так округлы они, как предпочли бы многие, но не я, ибо трогательны они несказанно. Изящно выточена та маленькая впадинка, что пролегла от носа до губ, и мила на диво, и больше силы заключено в ней, нежели в ласковом слове. Губы твои самой правильной формы, однако скорее тонки, нежели полны; не всем это понравилось бы, но мне по душе, ибо вижу я в том свидетельство твоей отваги и дружелюбия. Воистину тот, кто изваял точеный твой подбородок, замыслил создать шедевр, никак не менее, и преуспел в задуманном. Велико искусство задумавшего тебя; знать, желал он, чтобы всяк, кто поглядит на тебя, дивился глубине твоих мыслей, разумности твоей и доброте. О девушка! - верно ведь, что помыслы твои неизменно глубоки и серьезны? Однако мне по крайней мере известно, что чисты они, и искренни, и прекрасны.