Орсон Кард: Люди на краю пустыни

Что толку говорить обо всем этом?

Но Тина понимала, что несмотря на то, что она держит язык за зубами, все знают, о чем она думает. Давным-давно она обнаружила, что все ее отрицательные эмоции крупными буквами написаны у нее на лице. Чем меньше злобы было в мыслях, тем труднее было о них догадаться по внешнему виду. Положительные же эмоции вообще никак не отражались на лице. Но стоило ей почувствовать малейший приступ гнева, как окружающие начинали ее сторониться. «Тина вышла на тропу войны, — говаривали они. — „Тина пришла в ярость, надеюсь, что я тут ни при чем“. Порой ей не нравилась такая прозрачность, но на этот раз она была довольна. Она видела, что пока командир патруля говорил всю эту ложь, каждый из его подчиненных, бросив на нее взгляд, либо отводил глаза, либо даже пытался напустить на себя еще более злобный и жестокий вид. И то и другое означало только одно: они прекрасно знали, что они творят.

В ответ Тина повернулась спиной к начальнику патруля, который все еще объяснял, насколько ему претят указы, принятые городским советом. Она повернулась спиной и пошла прочь. Шла она медленно, потому что люди ее комплекции просто не в состоянии двигаться быстро, но тем не менее она уходила прочь. Маленькие сиротки из ее начальной школы — Скотти, Мик, Валери и Чери Энн, тотчас последовали за ней. За ними поспешили детишки супругов Кинн — Нат и Донна, а затем и их родители — Пит и Аннали. Потом две черных девчушки из административного района Беннет — Мари и Рона. И лишь когда все остальные двинулись на запад, брат Дивер наконец оставил свои попытки убедить этого начинающего фюрера пропустить их.

Внезапно Тина ощутила свою вину. Ведь она ушла, оставив брата Дивера в таком неловком положении. Его авторитет и без того был довольно шатким, так как он занимал должность второго советника епархии, которой более не существовало, как не существовало и самого епископа, и первого советника — оба были мертвы. Так что не стоило ей окончательно подрывать его авторитет. Впрочем, у нее всегда возникали проблемы с духовенством. Правда, не на духовном уровне — Тина всегда была послушной и благонравной христианкой. Хотя и без злого умысла, она постоянно приводила людей в замешательство. Как, например, сейчас. На самом деле она вовсе не рассчитывала, что все пойдут за ней. Просто у нее больше не было сил выносить эту пытку, а единственным способом показать патрульным свое недовольство было повернуться к ним спиной и уйти. Сейчас Тина могла это сделать по собственной воле, не дожидаясь, пока у патрульных иссякнет терпение и они вскинут свои ружья и напугают детей. Сейчас было самое время уходить, и если брат Дивер не заметил этого, то в чем же здесь ее вина?

У женщины болели ноги. Впрочем, это было еще мягко сказано. Делая каждый шаг, она ощущала, как буквально скрипят ее тазобедренные суставы, больно ударяются друг о друга лодыжки, дрожат ослабевшие колени, зудят подошвы, как прогибается весь ее позвоночник и как деревенеют спина и плечи. Впрочем, она понимала, что именно такими и должны быть эти двадцать пять миль от Гилфордского колледжа до того места, где им суждено было умереть. Выполняя всю эту опекунскую работу в доме молитвенных собраний, Тина считала, что находится в хорошей физической форме. Ведь чего только там не приходилось ей делать — чистить, мыть, натирать до блеска, передвигать стулья и задвигать столы. Ей и в голову не приходило, что пройдя двадцать пять миль, она станет похожа на выжатый лимон.

Тина остановилась посреди дороги: силы окончательно покинули ее.

Все остальные тоже остановились.

— Что случилось? — спросил Питер.

— Ты что-то увидела? — поинтересовалась Рона.

— Я устала, — ответила Тина, — у меня все болит и я хочу отдохнуть.

— Но сейчас всего три часа дня, — сказал брат Дивер, — нам идти еще добрых три часа.

— Не слишком ли ты торопишься попасть на 421-ю автодорогу? — спросила его Тина.

— Знаешь, может, все будет совсем не так, как говорил тот человек, — заметила Аннали Кинн. Она все время занимала противоположную точку зрения. Тина ничего не имела против, она уже к этому привыкла.

Питер умел возражать Аннали, не выводя ее из себя, именно поэтому, считала Тина, они и вступили в брак. Ничто не могло сломить Аннали, пока рядом с ней был тот, кто все время ей возражал, но при этом никогда не выводил ее из себя.

— Я тоже так думал, милая, — сказал Питер, — до тех пор, пока этот полицейский не повернул нас назад. Он знает, что 421-я дорога для нас смерть.