Орсон Кард - Люди на краю пустыни

— Ни то и ни другое, — ответил Сэм. — Мы отдадим им излишки зерна как дар.

— Он правит всей Латинской Америкой, зачем ему нужны дары маленького обломка США, оставшегося в Скалистых горах?

— Мы отдадим зерно в качестве дара и будем признательны, если он примет его именно в таком качестве.

— А в каком еще качестве он может его принять?

— В качестве дани, налога или выкупа. Теперь это его земля, а не наша.

— Мы вдохнули в эту пустыню жизнь, Сэм. И поэтому она теперь наша.

— А вот и они.

Оба стали молча наблюдать за тем, как четыре лошади, медленно удаляясь от опушки леса, выходили на открытое пространство, где когда-то находилась заправочная станция. Животных, которые несли на своих спинах носилки, вели под узцы два человека. Но это были не индейцы, а американцы. Сэм уже давно привык называть американцами тех, кого раньше считал индейцами, а самого себя и свой народ он называл европейцами. Но в глубине души он так и не простил им того, что они лишили его национальной принадлежности, хотя очень хорошо помнил, с чего именно все это началось.

Через пятнадцать минут лошади с носилками приблизились к нему, но Сэм даже не шевельнулся. Он не проявлял ни малейшего признака спешки. Стремление тянуть время и никогда не спешить теперь стало отличительной особенностью поведения американцев. Пусть европейцы носят свои часы. Американцы сверяют время по солнцу и звездам.

Наконец носилки остановились. Сопровождающие открыли полог и помогли ей выйти. Она оказалась меньше ростом, чем прежде, лицо изрезала сеть морщин, а волосы отливали серебром.

Она ничем не показала, что знакома с ним, хотя и назвала его по имени. Американцы назвали ее Nuestra Senora. Наша Госпожа. Они ни разу не назвали ее сакрального имени: Девственная Америка.

Переговоры оказались весьма деликатными и в то же самое время не вызвали больших затруднений. Сэм имел полномочия говорить от имени Дезерета, а она, судя по всему, имела полномочия говорить от имени своего сына. Зерно в качестве дара было отвергнуто, но было принято в качестве налога с государства, включенного в состав федерации. Дезерету было разрешено иметь собственное правительство и были признаны границы между навахо и мормонами, установленные в ходе переговоров, состоявшихся одиннадцать лет назад.

Сэм пошел еще дальше. Он воздал хвалу Кецалькоатлю за то, что тот пришел умиротворить объятые хаосом земли, которые были превращены европейцами в руины. Он вручил ей карты, составленные его разведчиками, и показал, где находятся опорные пункты бандитов, опустошающих прерию, и где расположены пришедшие в негодность ядерные ракеты. Кроме того, он показал ей те немногочисленные места, где сформировались стабильные государственные образования. Он предложил, а она согласилась направить в распоряжение Кецалькоатля сотню опытных разведчиков, содержание которых возьмет на себя Дезерет, и пообещал, что когда будет выбрано место для Североамериканской столицы, Дезерет направит архитекторов, инженеров и строителей, которые обучат американских рабочих, и они смогут сами ее построить.

Она в свою очередь тоже проявила щедрость, предоставив всем гражданам Дезерета условный статус приемных американцев. Приняв во внимание, что пастбища недавно освоенных Новых Земель были покрыты еще столь тонким слоем почвы, что войска одним своим маршем могли уничтожить все результаты пятилетнего труда, она пообещала, что армии Кецалькоатля будут передвигаться через северо-западный «отросток» Техаса исключительно по дорогам. Карпентер напечатал два экземпляра соглашения — один на английском, а другой на испанском языке, а Сэм и Девственная Америка подписали оба документа.

Только после того, как официальная часть была закончена, старая женщина посмотрела Сэму в глаза и улыбнулась.

— Ты все еще еретик, Сэм?

— Нет, — ответил он. — Я вырос. А ты все еще девственница?

Она усмехнулась, и хотя теперь ее голос по-старчески дрожал, он все же напомнил ему тот смех, который он так часто слышал в деревушке Агуалинда. Его сердце взволнованно забилось, когда он вспомнил невинного мальчика, каким он тогда был, и ту девственницу, которую он тогда встретил. Он вспомнил, что тогда сорок два года казались ему таким преклонным возрастом.

— Да, я до сих пор девственница, — сказала она. — Господь подарил мне мое дитя. Господь послал мне ангела, чтобы вложить дитя в мое лоно. Я думала, что ты уже слышал эту историю.