Игорь Росоховатский - Законы лидерства [Журнальная версия]

– Создам другую модель.

– Мы же не в детском садике. Это уже будет не автомобиль, чёрт возьми!

– Почему, чёрт возьми?

Он угрожающе уставился на меня, нетерпеливо пофыркивая, как рысак перед препятствием.

– Притворяетесь? Стараетесь разозлить? Это известно школьнику. Сопротивление среды, чёрт возьми! Для такой скорости придётся менять среду. Это уже будет не автомобиль, а самолёт. – Вид у меня, вероятно, был растерянный, и он слегка смягчился: – Вы впали в амбицию, гордый добрый молодец. Придётся начинать с азов. Природа создавала человека для тех же целей, что и дождевого червя или там божью коровку. Борьба за существование, размножение в условиях замкнутого пространства и снова борьба за существование. Да, добрый молодец, и создавала она его по принципу червя, а не творца всемогущего! Не хотите червя, претит вам, так в лучшем случае – шимпанзе, хотя тут нет никакой принципиальной разницы. Те же основы конструкции, обмен веществ, способы питания, взаимодействие с внешней средой, поддержание гомеостаза. А человек взял да и стал из собирателя сеятелем, и для этого ему понадобилось ещё стать существом социальным – исследователем и творцом. Так он участвовал в процессе самопрограммирования, без наказа матушки-природы… Хотите спросить, почему без наказа? Он был бы зафиксирован в отличиях нашего с вами строения от всего остального животного мира, а его нетути. Итак, без наказа Матушки человек решил стать из автомобиля самолётом, даже ракетой. Более того, из подопытного – экспериментатором. Как уж тут обойтись той же конструкцией организма?

– Значит, по-вашему, выход в ином: искусственные ткани, искусственный интеллект, а потом – искусственный человек, гомо синтетикус, сигом? Иные способы усвоения энергии, переработки информации, иные принципы построения? Слышал о таких модных идейках…

– Модными идеи становятся в силу целесообразности. Возьмите, например, такой печальный парадокс. Чем старше становится человек, опытнее, богаче как личность, тем более разрушает его организм неумолимое время, пока годам к восьмидесяти он не одряхлеет совсем. А ведь дай нам природа иной принцип – возможность свободной замены частей, – и в сорок лет, поумнев и став опытней, человек бы устроил свой организм сильней, здоровей, чем был он в двадцать; в восемьдесят – здоровее, чем в сорок, а в сто, в тысячу? Представляете? А ведь сигомам мы дадим принцип замены частей и ещё многие другие, которые уже применяем в машинах и аппаратах. Сигомы сначала помогут людям обжить космос, они будут и помощниками и сыновьями человечества, и сами они смогут жить в любом уголке Вселенной…

– Но для кого тогда прикажете стараться? Я эгоист, как все люди.

– Не-е-ет, ничего не поделаешь! – он даже ногой нетерпеливо притопнул. – Тупо сковано – не наточишь. Вы бы думали не как возразить, а как понять. Речь идёт именно о сохранении человеческого – лучшего, что в нас есть. Расстаётся же человек с родным, кровным своим аппендиксом. Меняет челюсть, сердце, почки… Расстанется и с бо́льшим, когда прижмёт, когда поймёт…

– Не хочу, не желаю этого понимать, Виктор Сергеевич, – сказал я, глядя в его сверкающие антрацитом глаза. – Ни сейчас, ни потом.

– Не зарекайтесь на потом. Потом видно будет!

Он уже дошёл до опасной «стадии кипения». Но меня, как мама говорила, «несла нелёгкая»:

– Это видно уже сейчас. А вам, Виктор Сергеевич, с такими мыслями надо от нас уходить в другое учреждение. В институт кибернетики, например, или эволюционного моделирования…

Я испуганно умолк, поздно поняв, что перешагнул дозволенную грань. Но он не закричал: «Учить меня вздумали, мэтр?» Он оторопело посмотрел на меня, и скупая улыбка высветила его раскалённые, как жаринки, зрачки. Они вдруг начали тускнеть, словно подёргиваться пеплом. В них ещё оставались светящиеся точечки, но вот внезапно они исчезли, глаза изменились, будто повернулись ко мне другой стороной, устремив взгляд куда-то вовнутрь.

– Что ж, может быть, вы и правы, – задумчиво произнёс он. – Нет, нет, не спорьте. Есть некоторые азбучные истины. Вы вовремя напомнили мне одну из них: каждый должен заниматься в первую очередь своим делом. И отстаивать его. Вы лучше усвоили эту истину, чем я. Спасибо. Кто-то из поэтов хорошо сказал: «Пусть каждый своим путём идёт, пока пути не сольются…»

Он был сейчас совсем не похож на того Виктора Сергеевича, который кричал и топал ногой несколько минут назад. Его узкое лицо стало удивительно мягким, слегка печальным, глаза вбирали в себя свет, и вдруг снова засветились, но уже по-иному – матово, ласково: