Виталий Забирко: Слишком много привидений

— И лимончик, пожалуйста, — попросил я.

— Лимон под «Martell»? — изумился Владик.

— А Почему нет? — в свою очередь удивился я. — Неплохо кто-то сообразил закусывать коньяк арахисом, но Николай II придумал лучше.

— Лимон под «Martell» все равно что соленые огурцы под шампанское, — пояснил Владик, однако, увидев на моем лице недоверие, снова пожал плечами, налил в рюмку коньяк и заменил блюдце с арахисом на блюдечко с нарезанным лимоном.

Я понюхал рюмку. Содержимое коньяком и не пахло. Тонкий, приятный аромат, отнюдь не коньячный. Букет, одним словом, как говорят дегустаторы. Может, настоящему коньяку так и положено благоухать, а от наших коньяков французы нос воротят, как от клоповой морилки?

Я с сомнением покосился на Владика, но, наткнувшись на насмешливый взгляд, опрокинул в себя рюмку. «Martell» скользнул внутрь, оставив во рту приятное послевкусие. Ощущение было весьма странным — словами не передашь, — и я застыл в недоумении. Будто и не спиртное выпил. В общем, напиток для гурманов. И прав был Владик — закусывать лимоном не хотелось. Этот напиток вообще ничем закусывать нельзя, разве что закурить легкую сигарету.

— Еще? — предложил Владик.

Я неуверенно повел плечами, но когда бармен поднес горлышко бутылки к рюмке, все же отказался.

— Пожалуй, не стоит. Не для русского желудка это пойло. Нам бы чего позабористей, чтобы душу свернуло и развернуло, вконец ошарашивая иностранцев славянскими глубинными тайнами.

— Тогда переходи на самогон, — саркастически хмыкнул Владик. — Поэт в тебе умер… «Hennessy»? — предложил он.

— Давай, — равнодушно согласился я и махнул рукой. Настроение вдруг испортилось, и это было нехорошим признаком. Когда наступала такая вот «вселенская» апатия, в голове возникали самые скверные предсказания.

Бармен поставил на стойку чистую рюмку, налил в нее коньяк, пододвинул ко мне.

— Только обязательно поведай, — ехидно заметил он, — согреет ли загадочную русскую душу американский коньяк, или она его отвергнет.

Я машинально кивнул и выпил. Но ни вкуса, ни запаха не почувствовал, так как именно в этот момент пришло озарение.

— Ты чего? — изумился Владик, увидев, как вытянулось мое лицо. Он перегнулся через стойку и постучал меня по спине. — Не в то горло пошло, что ли?

Я очнулся от видения будущего и, для вида прокашлявшись, обвел погребок взглядом. Из десяти столиков были заняты только три. За столиком у входа, потягивая через соломинки коктейль, поданный вместо Люси официанткой Ниной, мирно ворковала престарелая парочка — то ли добропорядочная супружеская чета, то ли поздние влюбленные, решившие на старости лет тряхнуть стариной. Судя по лощеному виду седовласого мужчины, более вероятным было второе. Еще тот ловелас — на лице написано, что ни одной юбки не пропустит. Как говорится, седина в бороду, бес в ребро… Но не они были причиной моей тревоги. Такие же безвинные статисты будущей драмы, как я. Главная пара «действующих лиц» сидела в глубине зала за столиком у стены. Несмотря на то что на столике стояли лишь вазочка с мороженым и рюмка с коньяком, по виду посетителей было понятно, что погребок удостоили своим посещением весьма солидные бизнесмены. Грузный бритоголовый мужчина лет пятидесяти с надменным волевым лицом в черном смокинге и белой рубашке при бабочке вяло ковырял ложечкой в вазочке с мороженым и что-то неторопливо говорил, строго глядя в глаза собеседнику, Моложавый кучерявый мужчина с восточными чертами лица в пронзительно голубой рубашке с распахнутым воротом слушал внимательно, изредка кивал. К стоявшей перед ним рюмке коньяка он не притрагивался. А в углу сидели четверо телохранителей. Крепкие ребята. Несмотря на жару, все в пиджаках, а значит, при оружии. Сидели они профессионально: двое спинами к одной стене, двое к другой — и цепкими взглядами рыскали по залу, чуть задерживаясь на входных дверях, пустом гардеробе, туалетных комнатах и входе в подсобку. На столике перед ними стояли фирменные стаканчики кока-колы, и телохранители по очереди подносили их к губам, создавая видимость отдыхающей компании, но больше демонстрируя хозяевам свое усердие.

— Так что скажешь? — вывел меня из оцепенения голос бармена.

— О чем? — глухо спросил я.

— О коньяке.

Я пожал плечами.

— Нормальный…

— Да… — покачал головой Владик. — Напрасно я обозвал тебя поэтом. Историей доказано, что названному Романом романов не писать.

— Почему? — абсолютно индифферентно возразил я, машинально поддерживая разговор. — А Ромен Роллан?