Виталий Забирко: Слишком много привидений

Несмотря на раннее утро, у Люсиного подъезда на скамеечке сидели старушки. Давно не было в Алычевске погожего дня, вот они и выбрались из опостылевших квартир на свежий воздух спозаранку. Меня они встретили недобрыми взглядами и поджатыми губами. Неудивительно, одежда на мне была насквозь мокрая, джинсы по колено заляпаны грязью.

— Еще один к ведьме пошел, — услышал я за спиной свистящий шепот. — Она всю шантрапу к себе приваживает.

Не оглядываясь, я проскользнул в подъезд и стал подниматься по лестнице. Хорошо, что в доме оказалась какая-то опустившаяся проститутка, и никто из старушек не предположил, что я иду к Люсе. Сама мысль о подобном была неприятна.

В дверь я звонить не стал. Еще кто-нибудь из соседей выглянет в глазок и увидит, к кому именно пришла «шантрапа».

Приложил ладонь к замочной скважине, повернул ее, и язычок, щелкнув, отворил дверь.

Предсказание догнало меня, когда я перешагнул порог. Поздно оно проявилось, может быть, зная все наперед, сюда бы и носа не показал. Обомлев, я застыл в прихожей.

— Чего ревешь? — донесся из комнаты хриплый мужской голос. — Выпей! Ну? Какого черта я сюда приперся — твои стенания выслушивать, что ли?

— Так и иди на хер! — сорванным голосом выкрикнула Люся. — Выпил, а теперь катись!

— Не, я сюда не затем пришел. Зря, что ли, водкой поил? Всю ночь она рыдала, а с утра — все по новой? Так не будет!

Я стиснул зубы и зажмурился. Попал я точно «по адресу». Опустившейся «ведьмой» была Люся. И началось все это месяц назад после моей гибели. По крайней мере именно так ей сообщили в УБОП, и даже тело, искусно сработанное в мастерских группы «Кси», выдали для захоронения.

— Чего кочевряжишься? — продолжал наращивать недовольство мужской голос. — Иди сюда!

Из-за двери в комнату послышалась какая-то возня. Люся вскрикнула, мужчина чертыхнулся, а затем матерно выругался.

— Падла, ты еще кусаться?! — взревел он.

Донесся глухой удар, грохот падающего стула, звон разбитой посуды.

Я не выдержал и шагнул в комнату.

За время моего отсутствия квартира разительно изменилась. Исчезла практически вся обстановка, остались только стол, пара стульев и кровать. На грязном, затоптанном, усеянном окурками полу в разорванной комбинации распростерлась потерявшая сознание Люся. Над ней склонился лысый, обрюзгший коротышка в одних джинсах. Выше ремня брюк его обнаженное тело покрывали густые рыжие волосы, и я остолбенел — настолько он был похож на Рыжую Харю в уменьшенном варианте.

При моем появлении он тоже обомлел, но сориентировался гораздо быстрее меня.

— А ты что за хрен с бугра?! — рявкнул он и шагнул мне навстречу.

Наверное, я побелел от ярости. Не помню. Глаза застлал кровавый туман, я выбросил вперед правую руку, схватил волосатого мужика за шею и оторвал от пола как пушинку. Он замахал руками, пытаясь ударить, но я ударов не ощутил, словно меня защищала невидимая броня. Лицо мужика побагровело, он захрипел и схватился за мою руку. Возможно, не сделай он этого, его горло не выдержало бы. На вытянутой руке я вынес его из комнаты, молча вышвырнул на лестничную площадку и захлопнул дверь.

Пару минут я стоял в прихожей, приходя в себя после приступа необузданной ярости. Волосатый мужик возвращаться за оставленной одеждой не собирался. Хватая ртом воздух, босиком сбежал по лестнице, выскочил во двор и устремился прочь, не разбирая дороги.

Да уж, силой меня наделили непомерной. Чем еще?

Вернувшись в комнату, я поднял с пола Люсю, перенес на кровать, уложил, сел рядом. Она сильно изменилась. Словно за месяц постарела лет на двадцать. Лицо приобрело скорбное выражение, под глазами чернели круги, а на подбородке, темнея на глазах, разливался свежий фиолетовый кровоподтек.

Я смотрел на нее с болью и горечью. В горле стоял ком, но я не плакал. «Мужчины не плачут ни при каких обстоятельствах», — сказал моему парализованному телу у озера Махмуд, и эти слова навсегда атрофировали мои слезные железы. Не в чем мне было обвинять Люсю. Не имел я на это никакого права — я ведь умер, она меня похоронила. Шестой участок, третья линия, восьмая могила — такой теперь у меня адрес.

Люся шевельнулась, застонала. Не зная, получится у меня или нет, я охватил ее лицо ладонями, напрягся. И, кажется, получилось. Черты лица разгладились, исчезло скорбное выражение, Люся успокоилась. Дрогнули веки, и она открыла глаза.

— Роман… — слабым голосом прошептала она, глядя на меня туманным взглядом, будто видела во сне. — Ты жив… Ты вернулся…