Виталий Забирко - Антропогенный фактор

— Зачем вы пьете? — спросил я. — И курите? Насколько понимаю, никакого удовольствия от этого не испытываете.

— Привычка, — пожал плечами Борацци. Непонятным мне образом он догадался, что я «покопался» в его теле и сознании, но отнесся к этому снисходительно. — А потом, знаете ли, совместное потребление спиртных напитков располагает к беседе. Так что не увиливайте от моего вопроса — зачем понадобилось убивать Марко Вичета?

Он поднял стакан, кивнул мне и отпил глоток.

— Понимание этого вопроса выходит за рамки человеческой логики, — сказал я.

— А ты попытайся провести аналогию, — предложил Борацци.

Я снова подумал, но ничего лучшего, кроме сравнения Аоруиноя, в голову не пришло.

— Хорошо, если вы так настаиваете… Что вы делаете, когда у лица начинает назойливо кружить муха? Отмахиваетесь? А если она не отстает, тогда что?

— Хм…

Борацци допил коньяк, и я «увидел», как ферменты в его крови приостановили свою деятельность. Не все, оказывается, знал медиколог и не все мог предвидеть, и от полученной информации ему захотелось захмелеть. Но как он мог управлять ферментами, если даже биочипам это не под силу? Когда ферменты выработаны, они вступают в реакцию!

— Значит, как муху? — спросил он сиплым голосом и обжег меня хмурым взглядом.

Я не стал его переубеждать.

— Вы просили аналогию? Это наиболее точная. В первом приближении.

— Ну а Гримур и Ктесий? Их зачем? Надо понимать, что они наполовину ваши… Неужели нельзя было забрать с собой в «вашу неизведанную страну»?

— Смысл? Представьте себе, что вы — муравей. Разумный муравей, живущий в муравейнике в разумном муравьином сообществе. У вас своя муравьиная жизнь, свои муравьиные интересы… И вдруг вас забирают жить в человеческое общество. Каково вам там будет?

— Хм… Мухи, муравьи… — Борацци исподлобья посмотрел на меня пристальным взглядом. — Надо понимать, что перед уходом в свою «неизведанную страну» вы всех нас…

— Нет.

— Что — нет? Не будете прихлопывать или не уйдете в свое Зазеркалье?

— С вами ничего не случится. А что касается ухода… Они уйдут, а я останусь.

— А Араней? — спросил он. — Он тоже уйдет? Непонятное создание — это даже не муравей… Настолько нежизнеспособная форма… Если Ктесию с Гримуром в Зазеркалье делать нечего, то что там будет делать Араней?

Я удивленно покосился на него, затем понял. То, что для меня было дважды два, для него выглядело таким же темным лесом, как для меня самопроизвольное ингибирование ферментов разложения спирта в его крови.

— Еще месяц назад в клетке сидел настоящий слоаг. Почти сотню лет он провел в клетке, поддерживая жизнь Гримура и Ктесия в благодарность за свое возрождение. И только перед полетом на Мараукану он оставил вместо себя квазиживой муляж, а сам перевоплотился.

— В Элеонору Мшински, — кивнул Борацци. — Ее я распознал сразу… И остальных тоже, хотя вы сильно отличаетесь друг от друга. Тебя только долго не мог распознать из-за твоей «забывчивости».

Он помолчал немного, затем снова спросил:

— Значит, остаешься нести службу?

Борацци налил себе коньяку, пригубил, и я увидел, как ферменты вновь принялись за работу. Но, странное дело, его мысли я прочитать не смог. Не было никакой блокировки мозга, но в его сознании я ощущал себя так, будто находился в сознании младенца — пустом и стерильном. За ту вечность, что пробыл по эту сторону Портала, я впервые столкнулся с таким феноменом.

— Нет. Служба закончилась — здешний Портал последний. А остаюсь я совсем по другой причине.

— По какой?

Борацци успокоился, пригубил коньяк и посмотрел на меня. Мне даже показалось, что выражение его глаз потеплело. Одного я по-прежнему не понимал, как он ухитряется таить от меня свои мысли. Но почему-то я был уверен, что он заранее знал мой ответ.

— Я уже говорил, что чувствую себя человеком в гораздо большей степени, чем…

Закончить я не успел, так как платформу в очередной раз тряхнуло, и она закачалась.

— Неужели так приятно ощущать себя муравьем? — поинтересовался Борацци, словно не замечая качки.

— Атавизм, — пожал я плечами и встал. — Оставайтесь здесь и до половины первого не выходите из коттеджа. Для вашего же блага. За себя я ручаюсь, но за остальных…

Я круто развернулся и вышел из коттеджа. До местного апокалипсиса оставалось чуть более двух часов.

Платформа под ногами мелко подрагивала, отчего в глазах рябило, и громадное красное светило над головой расплывалось нечетким пятном на фиолетовом небосклоне. Дрожала вся планета, и пеносиликатная кора, не выдерживая сотрясений, лопалась, змеясь многокилометровыми разломами, из которых поднимался пар разлагающегося на кислород, воду и песок пеносиликата. Разложение шло медленно, но, когда вспышка сверхновой Патимата осветит равнину, инициируя заполненный фторсиликоном реактор, реакция станет бурной, и на Мараукане наступит апокалипсис. Или первый день творения — как кому более угодно. Мне было больше по душе второе.