Иван Безродный: Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

— Тысяча чертей! Я тебя все равно одолею, сатанинское отродье, не будь я потомок Кребсов! — процедил Ронни, решительно распахивая дверь подвала. — Все остальные варианты исключаются напрочь!

Дней десять Кребс денно и нощно торчал у Машины и слал в обе стороны все, что попадется под руку в доме. Так, безвозвратно ушел великолепный фарфоровый китайский сервиз на 24 персоны, шесть бронзовых канделябров начала восемнадцатого века, полный набор клюшек для игры в гольф, двадцать сигар различной степени выкуренности, более сотни отцовских книг на медицинскую тему, к которым Кребс не питал ни малейшего интереса, около фунта разноцветных перламутровых пуговиц, набор кочерег от камина, любимая кукла маленькой дочки миссис Бойд, кухарки, а также сначала просительные, а потом требовательные и под конец гневные записки самому себе. И множество других предметов, из-за которых у него со Стивенсоном начался серьезный разлад. Не забыл Ронни и о свежих газетах.

Обратно вернулась половина пуговиц, пять сигар, несколько книг, в том числе и парочка, не посылаемых до того им в будущее, три канделябра и остальное по мелочи. Зато в качестве бонуса он получил целых три пачки газет, но все они датировались числом дня прибытия, так что согласно своему плану Кребс ничего не мог предпринять.

Выяснилось также, что во время прибытия совершенно неважно было, включена Машина или нет (в первом случае она имела возможность просто предупредить о скором событии), а также то, что предметы не накапливались в Зоне — более ранние заменялись вновь прибывшими, — так что за событиями необходимо было постоянно следить, чтобы не упустить что-либо важное.

Кребс также последовательно посылал несколько предметов в один и тот же момент будущего, но они вместе никогда не приходили, в лучшем случае появлялся один из них.

За это время пронеслось два небольших хроноциклона и один, как выразилась Машина, антихроноциклон длиною почти в сутки, в течение которых Кребс места себе не находил и, шатаясь по дому, терроризировал прислугу.

В прошлом все исчезало, как в проруби, бесследно, несмотря на то что оттуда пришло с дюжину его же записок с просьбой выслать газет и вообще подать признаки сознательной деятельности. Кребс все это прилежно исполнял, и 26-го объявилось целое восторженное благодарственное письмо, датированное 25 октября, с рассказом о том, как он получил-таки 21 числа итоги скачек, произошедших 25 октября, и выиграл таким образом в тот день 34 тысячи фунтов!

Но у Ронни не было этой суммы. Он позвонил в свой банк и не обнаружил там никакого прихода за последние два месяца. Одни расходы.

Очередной парадокс. Но кто-то ведь уже шиковал на эти бешеные даже для него деньги, полученные с его помощью!

Так начался первый его недельный запой.

Поздно вечером двадцать девятого октября, в самый разгар попойки, устроенной в этот день Кребсом прямо в подвале у Машины, на подкашивающихся ногах из Зоны выбрался Цицерон, пуская слюни и дрожа как осиновый лист. Он тут же безвольно привалился к стене и сделал большую лужу.

Кребс с минуту мутным взглядом осматривал сие явление, пытаясь налить в фужер очередную порцию дорогого рома.

— О, мой ддруг! — наконец, поняв, в чем дело, произнес Ронни, заикаясь и с трудом удерживаясь при этом в кресле. Его локоть все время так и норовил соскользнуть с подлокотника. — Тты ппоявился, тты нне бросил мм… мменя!.. Эт’ хорошшшо. Эт’ очч… оч’ хорошшо!

Цицерон отупело мотал головой и пускал носом гигантские пузыри.

— Дж… Джельмены! Я пп… ппрошу вас вы… выппить за-а-а… за моего ддруга, славного Ц… Цицерона! — сосредоточившись, Кребс высосал спиртное, умудрившись, однако, половину его залить себе за шиворот. — Нну как, п… песик, тебе ххорошшо?

Цицерон закатил глаза и тут же сдох, распластавшись на полу бесформенной кучей.

— Неххорошая ты ссобачка! — округлив глаза от удивления, заявил Кребс. — С… с твоей стороны эт’ было не ч… не ччестно… Не было у нас ттакого у… угговора!

Ронни истерично икнул, подпер отяжелевшую голову непослушными руками и на минуту глубоко призадумался, морща лоб.

— С… судьбу нне пперепплюнешь, джельмены! — глубокомысленно изрек он и отрубился, похрапывая и посвистывая на все лады.

Стивенсон был крайне огорчен. Он круто взялся за Кребса, и утром 3 ноября тот выглядел как огурчик. Почти.

— Похорони Цицерона со всеми почестями, — сказал Ронни слуге, — он заслужил это.