Наталия Лазарева - Листьев медь (сборник)

Впереди него вполоборота сидел человек, которого здесь быть просто не могло. Широкие бугристые плечи чуть опущены над тарелкой, непривычного ярко-оранжевого цвета свободная куртка топорщится на мощных руках, взлохмаченные рыжевато-седые космы перехвачены на затылке красной тряпкой. Человек чуть обернул голову и скользнул по лицу Чубарова ярко-голубым, словно бы стеклянным, глазом.

Аким быстро доел кашу и выбежал из самобранки. Он очень быстро шел к Учебному цеху, петля по улицам и оглядываясь, но пристального взгляда, утыкающегося в спину, уже не было.

Чубаров чуть запоздал, и, подходя к цеху, увидел тесную группку своих ребят. Лисина выдвинулась вперед, взбивая челку и делая безразличное лицо, Варакуша завязывал шнурок на ботинке, а высокие Зинаида, Нерсисян и Женька стояли строем как на поверке. Чубаров быстро подошел, стараясь рассмотреть, кого это они прикрывают своими спинами, и даже попытался их растащить, положив руку на плечо Нерсисяна.

Ребята раздвинулись, и Аким Юрьевич увидел… Марика.

Чубаров ощущал, что это его последний день в цеху. Он смотрел, смотрел и смотрел на эти стройные конвейеры, перемещающие матово поблескивающие модули с лигокристаллами, на эти прозрачные нахлобучки и уродливые стрекозиные очки. Он смотрел и смотрел, и не мог наглядеться…

В Парк Горького идти было необходимо, он совершенно ничего не понимал, абсолютно не хотел говорить с отсутсвующе-исполнительным Мариком, и думал только о Сове. Он уже не думал о Ми.

В парк он шел спокойно и бесшабашно, он уже не верил и уже верил. Все было совершенно невозможно, но продолжало происходить.

Ежик его дождался, встал, словно не обращая внимания, и направился к проезжей части. Туда быстро подрулил тот же, что и в прошлый раз обтекаемый бежевый фургончик, они вскочили в него и понеслись в сторону Забора и академического парка. Остановились над тем же колодцем, сняли крышку, как в прошлый раз, и спустились.

Картина было вроде бы и та же. В углу возле лаза стояли мрачные дружки Дюмы и Ежика, они перекладывали снаряжение и натягивали свои мрачные кожаные заляпанные землей комбинезоны. Между ними был еще кто-то, и Чубаров видел сейчас только его голую спину и понимал, что он натягивает серебристое и светящееся – то есть его, Чубарова, академический комбинезон, утром пропавший из квартиры.

Спина была очень широкая, красноватая, испещренная шрамами и буграми. Она постепенно скрывалась под серебристой тканью, с трудом впихивающей в себя это массивное тугое тело. Человек с красной повязкой на волосах, наконец, натянул комбинезон и повернулся к Чубарову. Глубоко посаженные, прячущиеся под густыми бровями стекляшки вперились в него, и Ежик сказал: «А ну, объясняй Братцу, как вводить параметры в Ситуационную систему Шат-горы!»

Аким с недоверием посмотрел на пожилого, но еще очень сильного человека, с трудом натянувшего на себя чубаровский комбинезон. Лицо было грубовато, пришелец вовсе не производил впечатления сотрудника, разбирающегося в тонкостях лигопрограммирования. Но приятели Ежика и Дюмы стояли с такими суровым и решительным видом, и их допотопная механика, похожая то ли на буровой инструмент, то ли на кошмарное оружие, так вибрировала в руках, что Аким как на техническом тестировании выдал пришельцу с красной повязкой в волосах все секреты вводных таблиц Центральной моделирующий системы Шат-горы и добавил в конце: «Там осталась Сова…».

Тип в чужом комбинезоне не подал виду, воспринял ли он все это, он смотрел в сторону, как и в прошлый раз, и видимый Чубарову глаз опять напоминал синюю стекляшку. Только у Акима создалось ощущение, что незнакомец прямо-таки всосал в себя все его знание, и не особенно даже пытался понять, что к чему. Просто принял к сведению – и все.

А когда всосал, сказал вдруг, злобно сплюнув:

– Добрались-таки и до меня… хоть и на исходе сил, а добрались. Тронули моего парня, знали, что мне будет ой как больно. Но так и я их трону! Разнесу всех, кто б они ни были, вдребезги! Вдребезги! Эй-рра! Вперед!

Он натянул на голову капюшон-давилку, спрятав свою нестриженую голову с дурацкой красной тряпкой, повернулся и полез в дыру.

…Носы, черные выступы, блики на темном, брызги грязи, легкая тряска… Сова опустила голову, сжала, ссутулила плечи. Черные обломки и грязноватые мысы, которые она видела внизу, перед глазами, наконец, обрели смысл. Она смотрела на них бесконечно много раз. Это были ботинки, туфли, галоши, сапоги. Это были ноги сидящих на скамейке людей, слегка качало и постукивало. За квадратными проемами – тьма. Сова знала это место, ее нес опять куда-то вполне целый вагон метро.