Брайан Олдисс
НОВЫЙ САНТА–КЛАУС
Brian Aldiss. «New Father‑Christmas». © 1958
Старая Роберта приподнялась на цыпочки, сняла с полки часы и поставила на плитку; потом взяла чайник и попыталась его завести. Пока до нее дошло, что она делает, часы почти успели вскипеть. Вскричав, но негромко — так, чтобы не разбудить старика Робина — она схватила часы тряпкой и уронила на кухонный стол. Часы гневно тикали. Роберта взглянула на циферблат.
Хотя Роберта заводила часы каждое утро, сразу как просыпалась, посмотреть на них она не удосуживалась несколько месяцев. А теперь вот взглянула и увидела, что часы показывают полвосьмого утра, Рождество, 2388 год.
— Господи боже! — воскликнула она. — Уже Рождество! Как‑то оно в этом году ужасно быстро, только что был Великий пост.
Она даже не обратила внимания, что год‑2388–й. Столько лет они с Робином жили на заводе… Мысль, что сегодня Рождество, радовала ее, потому что она любила сюрпризы, — но и пугала тоже, потому что сразу вспоминался Новый Санта–Клаус, а такое лучше не вспоминать. Говорят, Новый Санта–Клаус отправляется в обход как раз утром под Рождество.
— Надо сказать Робину, — решила она.
Но бедняга Робин последнее время стал прямо сущий порох; очень может быть, что если так вот, с бухты–барахты припереть его в угол Рождеством, он сразу начнет грубить. А поскольку Роберте позарез было необходимо поделиться радостью хоть с кем‑нибудь, значит, надо спуститься и рассказать бродягам. Если не Робину — значит, бродягам.
Поставив чайник на плиту, она высунула нос на лестницу, словно мышка–норушка из своей пахнущей сладким пирогом норки. Роберта и Робин жили на самом верху завода, а бродяги нелегально поселились в самом низу. Роберта на цыпочках засеменила по бесчисленным стальным ступенькам.
Завод полнился звуками; такие звуки Робин называл «беззвучным шумом». Шум этот длился денно и нощно; ни Робин, ни Роберта давно уже его не слышали. Шум не прекратится даже когда они вообще уже ничего слышать не будут. Сегодня утром у машин был такой же деловой вид, как обычно; ничего особо рождественского. Роберта отметила для себя две машины, которых особенно недолюбливала: одна крутилась, как ткацкое веретено, и упаковывала невероятно тонкую проволоку в невероятно крошечные коробочки, другая металась по цеху, будто сражаясь с невидимым противником, и, на первый взгляд, вообще не делала ничего.
Осторожно миновав их, Роберта стала спускаться в подвал. Подойдя к серой двери, она постучала. С той стороны тут же вскинулись трое бродяг и, хрипло перекрикиваясь, навалились на дверь в попытке ее забаррикадировать.
Кричать Роберта была не в состоянии, поэтому дождалась, пока возня за дверью утихнет, и тогда воззвала громко, как могла:
— Мальчики, это я.
Секунду помедлив, дверь приотворилась на тоненькую щель. Потом распахнулась. В проеме возникли трое убогих с лицами, сосредоточенно перекошенными: бывший писатель Джерри и Тони с Дасти, которые были бродягами всегда. Джерри, самому молодому из троих, недавно стукнуло сорок, так что ему предстояло еще полжизни продрыхнуть; Тони было пятьдесят пять; а Дасти страдал потницей.
— А мы думали, это Жуткий Метун! — воскликнул Тони.
Жуткий Метун каждое утро прокатывался по заводу, сметая все на своем пути. Каждое утро бродягам приходилось баррикадироваться у себя в комнате, а то Метун смел бы их со всеми накопленными пожитками в мусоропровод.
— Заходите, чего на пороге торчать, — сказал Джерри. — Просим прощения за беспорядок.
Войдя, Роберта опустилась на угол большого ящика; путешествие ее утомило. В комнате у бродяг ей всегда было как‑то не по себе: иногда, подозревала она, они водят сюда Баб; к тому же, в углу висели штаны.
— Я что‑то хотела вам сказать, — начала она.
Повисла вежливая, выжидательная пауза. Джерри кнопкой чистил ногти.
— Ой, забыла, — призналась Роберта.
Бродяги с облегчением вздохнули. Они опасались всего, что могло бы как‑то нарушить их безмятежный быт. Тони сделался общительным.
— Рождество, — заявил он, исподтишка оглядываясь.
— Что, уже? — воскликнула Роберта. — Только что был Великий пост!
— Позвольте нам, — обратился Джерри, — пожелать вам спокойного Рождества, и чтобы никаких гонений в Новом году.
Стоило Роберте услышать стандартную вежливую формулу, как давешние страхи вспыхнули с удесятеренной силой.
— Вы… вы ведь не верите в Нового Санта–Клауса, так? — поинтересовалась она.
Читать дальше