Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим

— Что ты знаешь о времени, Ульдемир, чтобы судить? Раз я хочу, значит, вижу в этом смысл. Недаром даже у вас понимают, что исправлять ошибки никогда не поздно.

— Я верю тебе. Хотя в чем-то ты и обманул меня.

— Неужели? Это серьезный упрек, Ульдемир. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но разве я не дал тебе любви — там, на планетах?

— И отнял снова.

— Любовь нельзя отнять. Человека — может быть. Но я не обещал тебе ничего навечно. И к тому же, жизнь ведь далеко не окончена, капитан. Вот стол. Разве не чувствуется, что здесь хозяйничала женская рука? И ты даже не полюбопытствовал, для кого четвертый прибор.

Ульдемир нерешительно усмехнулся.

— Женщина? Может быть, я ее знаю?

— Должен разочаровать тебя: нет. Она — мой эмиссар, та, что помогала тебе на планетах. Но ты ее не знаешь — настоящей…

Ульдемир безразлично кивнул.

— Что же, я очень благодарен ей. За помощь и гостеприимство.

— Это ты скажешь ей самой.

И почти одновременно с этими словами женщина вышла из дома.

Нет, Ульдемир никогда раньше не встречал ее. Незнакомые черты прекрасного лица. Спокойный и добрый взгляд. Мягкая улыбка.

— Тепла вам! — сказала она. — Вам обоим.

— Прошу за стол! — сказал Мастер. Он смотрел на женщину. Ульдемир перехватил его взгляд, и капитану почему-то стало грустно.

— Ну вот, капитан, — сказал Мастер, когда обед подошел к концу и на столе появились фрукты. — Не могу обещать, что тебе будет легко. Но не надо бояться, даже когда очень больно. Это ведь не главное. Главное — добро. И ты знаешь, что будущее — за ним. Что бы тебе ни говорили. Счастливого тебе пути.

— Теперь моя очередь, Мастер, — сказала женщина.

Мастер нахмурился.

— Нужно ли это?

— Я так хочу. И ты знаешь, что я права. Ты — знаешь.

Ульдемир смотрел на нее, не понимая. Мастер встал.

— Хорошо, — сказал он, и голос его, по-прежнему громкий, словно утратил звонкую резкость. — Я всегда уступал тебе.

В следующий миг его больше не было на веранде.

Ульдемир взглянул на женщину.

— Я слушаю вас.

— Ульдемир, — сказала она. — Я обидела тебя?

— Простите, — сказал капитан. — Я не припоминаю…

— Ах, да. Прости. Смотри.

Он и так смотрел. Лицо ее стало неподвижным, но черты его словно бы менялись — где-то в глубине, под поверхностью. И…

— Анна! — крикнул он.

— Не спеши…

— Астролида! — Он вскочил. — Ты…

— Обожди, капитан!

— Мин Алика?..

Но и тот облик промелькнул — и исчез, и снова перед ним сидела женщина, которую он только здесь, только что увидел.

— Ульдемир! — сказала она негромко. — Разве трудно было понять, что все время это была я? Пусть мой облик и менялся… Ну почему ты, как большинство людей, видишь меняющийся облик — и не видишь того неизменного, что под ним: личности человека, сущности женщины? Как ты мог не понять сразу же, что это — я?

— Ты… — пробормотал он. — Ты…

— Ты твердо решил уйти на Землю?

— Если бы я знал… Но я уже не могу не уйти.

— Боишься, что Мастер и Фермер плохо о тебе подумают?

— Нет, — сказал он. — Не поэтому.

— Я понимаю. Что же, иди, Ульдемир.

Он хотел приблизиться, но она вытянула руку.

— Я… — сказал капитан. — Не могу… Снова теряю тебя. Теперь — навсегда. Но ведь это — только мое. А там… Но позволь мне на прощанье…

— Иди! — сказала она. — Мастер ждет тебя. А Мастер не должен ждать.

Ульдемир поднял голову.

— Прощай, — сказал он. — Я буду думать о тебе всегда, Сейчас, когда я знаю, понял… буду всегда любить тебя, зная, что ты есть. Что ты всегда есть.

И он решительно двинулся — к углу дома, туда, где всегда исчезал Мастер.

— Да, ты будешь, — сказала женщина вдогонку. — А там, на Земле… Слышишь, Ульдемир? Там, на Земле…

Он приостановился.

— Я слушаю…

— Попытайся там привести все в порядок. Не на планете, конечно: у себя дома. Потому что я приду к тебе очень скоро. Надолго. Навсегда. — Она улыбнулась. — Я помогала тебе на чужих планетах. Неужели я оставлю тебя одного на Земле?.. Ты только узнай меня.

И все-таки меня отнесло течением метров на пятьдесят, стоило мне чуть ослабить гребки, пока сердце не пришло в норму. Я подплыл к берегу. Дно здесь было илистым, в воде лежали коряги, вылезать было не очень-то удобно, но ничего не поделаешь. Зато я согрелся, хотя Гауя в это время — не для курортников.

Я вылез, узкой тропкой в кустарнике прошел к месту, где раздевался, где лежали мои джинсы, куртка, полотенце — лежали так, как я их бросил.

Я вытерся, с удовольствием чувствуя, как дышит кожа, как разбегается кровь. Вода выручает нас в таких случаях, когда больше вроде бы некуда деваться; но рано или поздно приходит пора вылезать.