Джеймс Типтри-мл. - «Если», 2000 № 08

— Может, поможешь женщине? — предложила Кристи.

Эрвин отрицательно покачал головой.

— Мне надо отдохнуть…

— Ну тогда я пойду помогу.

— Тебе тоже надо отдохнуть.

— Ты уже начал мне приказывать? — Кристина поднялась на ноги.

— Сядь, — отозвался Эрвин лениво. — Я пока не приказываю, я советую. Избегай бесполезного. Эта женщина, считай, уже мертва. На ее месте я бы не сдвинулся с места. С шестом ли, без шеста — она не дойдет и до Гнилой мели. Пользы от нее — ноль. Юст не гонит ее взашей только потому, что надеется подставить… как, впрочем, и остальных. Всех погубит, лишь бы самому дойти. Но ее первую.

— И ты можешь об этом спокойно рассуждать? Ну вот что… — Кристина тряхнула волосами, и цвет их в сиянии медной лунной тарелки напомнил о темной бронзе. — Она пойдет с нами, понятно? Я без нее не пойду, так и знай.

— Тогда я выберу себе кого-нибудь другого, а вам с Марией придется идти вдвоем, — невозмутимо возразил Эрвин. — Мне ее жаль, но помочь ей я не в силах. Предпочитаю, чтобы в ее смерти был виноват Юст, а не я.

— Знаешь, — Кристина помедлила и все же села, — а ты негодяй.

— Да, мне говорили.

— Почему ты выбрал меня? Тебе нравится рыжий цвет?

— Ненавижу.

— Тогда объясни, на кой черт я тебе сдалась?

— Остальные еще хуже. Притом у тебя ноги кривые.

— У меня-а?!

— Кривые, кривые. Когда человек идет по болоту, он поневоле ставит ноги особым образом. Это отчасти компенсирует кривизну. Я видел, как ты идешь посуху. Душераздирающее зрелище. Хочу, чтобы у меня перед глазами был приятный вид.

Она не задохнулась от злости — сумела смолчать, ничего не выразив на лице. Потом осведомилась с едким сарказмом:

— Стало быть, я пойду первая?

— Да.

— Ты в этом уверен?

— Вполне. Ты пойдешь впереди меня, причем добровольно.

— А если откажусь — пойду одна, так? — Глаза Кристины сузились, лицо окаменело.

— Нет, — возразил Эрвин, — тогда первым пойду я, и я же буду чаще проваливаться, а ты — меня вытаскивать. Я тебе нужен, как и ты мне. Юст сказал истинную правду: один по болоту далеко не уйдет. Будь я легче, а ты сильнее, я пошел бы впереди.

Кристина помолчала, осмысливая.

— У тебя что, заранее все просчитано?

— Только то, что можно просчитать.

— Ну тогда я спокойна, — сказала она насмешливо.

Эрвин не ответил.

— За что хоть ты сюда попал?

— Тебе это обязательно надо знать?

— Хотелось бы.

— Ни за что. И за все.

— Убил, наверно, кого-нибудь? — понимающе усмехнулась Кристина.

— Прямо — никого. — Эрвин пожал плечами. — Косвенно — да, безусловно. Так всегда бывает. Только не спрашивай кого, я не знаю.

— А я убила. — Кристина вызывающе тряхнула копной волос. — Знаешь кого?

— Своего любовника.

— Откуда тебе известно?

— Нетрудно сообразить. Ты не местная, у тебя акцент уроженки Тверди, прожившей на Хляби несколько месяцев. Следовательно, не туристка. На служащую по контракту не похожа. Стало быть, тебя привез сюда любовник не из бедных, но не миллиардер. Иначе я о тебе слышал бы. Кто он: член городской управы какой-нибудь? Директор фирмы средней руки?

— Муниципальный инспектор по охране среды, — мрачно сообщила Кристина. — Толстое сопящее дерьмо.

— Дерьмо не сопит.

— Это у вас на Хляби не сопит. А у нас на Тверди есть одно животное…

Она не договорила — в этот момент тянуще завыла сирена.

Оглушительный мерзкий звук ударился о гранит, расплескался по болоту. Кристи подбросило. В голос зарыдала Кубышечка. Ян Обермайер, неустрашимый миссионер церкви Господа Вездесущего, — и тот, вздрогнув, втянул голову в костлявые плечи. Джоб зажал уши.

Звук оборвался, и тишина оглушила людей. Стало слышно, как тихонько шумит, словно дышит, болото. Что-то поскрипывало и пощелкивало в водорослевом ковре. Начинался прилив.

— Пора, — сказал Эрвин, вставая. — Не забудь свой шест.

Он разделил ножом веревку на две неравные части. Конец большего куска обвязал вокруг пояса Кристины, меньший привязал к ручке опустевшего металлического ящика; оба свободных конца обмотал вокруг своего пояса пониже тощего рюкзачка и скрепил узлом.

— Ну, двинулись.

Сразу же загрохотало, загремело гулко. Громоздкий легкий ящик изрядно резонировал, скача по камням. Хайме Касада захохотал и выгнулся дугой, изображая приступ буйного веселья. Юст ухмыльнулся и сплюнул вслед:

— Не попадись мне на болоте, умник.

Очень скоро ящик перестал грохотать и зашуршал по водорослям. Ударило в нос зловоние. Гранит полого, незаметно для глаз понижался, и трудно было понять, где же в точности проходит граница Сар-гассова болота. Поначалу под слоем водорослей, живых и гниющих, еще чувствовалось каменное ложе, и под ногами смачно лопались пупырчатые гроздья соплодий. Потом гранит перестал ощущаться, а еще через несколько десятков шагов ковер растительности начал колыхаться при каждом шаге. Под мокроступами зачавкало.