Джеймс Типтри-мл. - «Если», 2000 № 08

— Поднять, — приказал робот.

Михаил нагнулся и подцепил коробочку, но она неожиданно раскрылась, и он снова ее уронил.

— Захвати с другой стороны, — посоветовал сосед.

Кое-как Михаил пристроил коробочку на столе. Он не знал, что делать с ней и как вообще вести себя.

— Это книга, — сказал робот. — Умеешь читать? — Михаил кивнул. — Тогда я тебе не нужен.

Робот удалился, и Михаил тотчас пожалел, что так необдуманно отослал его. Заключенный из-за соседнего стола смотрел на него, широко улыбаясь.

— Переверни ее, — посоветовал он. — Ты положил ее обложкой вниз. Вот так… Да нет, так она у тебя вверх ногами. Теперь открывай. Просто возьми за край и тяни вверх. Что, первый раз в тюрьме?

— Первый, — честно признался Михаил, воюя с непослушной штуковиной. Сосед хмыкнул.

— Так. Белое — это страницы. На них черным написаны слова. В книге чаще всего бывает оглавление, это список того, что в ней находится. Обычно оно стоит в конце. Страницы пронумерованы. Что у тебя за срок, кстати?

— Пятая степень, д-42, — сказал Михаил виновато.

— Пушкин, — мечтательно вздохнул заключенный. — Да! Значит, «Повести Белкина». Прочитаешь одну, пройдешь перед комиссией экзамен. Вопросы там будут самые каверзные: кто, да с кем, да зачем, да почему. Пройдешь — тебя выпустят, не пройдешь — изволь обратно.

Михаил замер. Ему было мучительно неловко, но он спросил:

— И как долго это продолжается? Я имею в виду, чтение.

Заключенный философски пожал плечами.

— Да как сказать. Некоторые люди годами сидят. Я, например, второй год приговорен к «Опасным связям».

— Опасным… чего?

— Этого тебе лучше не знать. Вторая степень, ф-14, — пояснил новый знакомый. — Ты вообще везучий, читать умеешь. Я, например, три года маялся, пока научился. Тоже мотал когда-то первый срок.

Михаил низко склонился над страницей.

— Метель… Что такое метель?

— Не знаю, — буркнул сосед и углубился в свою книгу.

— Ба… барышня-крестьянка. Что такое барышня? А крестьянка?

— Словари — на полках, — сказал заключенный, не оборачиваясь.

— Полки у стен. Больше я тебе не помощник. Извини, приятель, у меня свои дела. Выкручивайся как знаешь.

Почти неделю Михаил выбирал повесть для прочтения. Наконец он остановился на «Выстреле». Название хоть что-то говорило ему, но Михаил обнаружил, что, хотя он знает буквы и умеет складывать их в слова, смысл все равно ускользает от него. Заключенные, с которыми он разговаривал, посоветовали ему обратиться к «библиотекарям», которые знают сюжеты книжек и ответы на многие из вопросов комиссии. Но «библиотекари» заломили непомерную плату, и Михаил решил, что обойдется своими силами.

Он читал, листал словари, расспрашивал, узнавал. Он научился обращаться с хрупкой коробочкой и уверенно ориентировался среди полок, уставленных словарями и всякого рода справочной литературой. От напряжения у него поначалу болели глаза и раскалывалась голова, но он неуклонно продвигался вперед. Лежа ночами на кровати, он размышлял о странных людях, которые когда-то, давным-давно, сочиняли книги. Сегодня, чтобы написать письмо, человек диктует его машине, а получая послание, поручает той же машине прочесть его. Те люди писали сами, и Михаил уже знал, что слова давались им тяжелым трудом. Он не понимал, к чему было так стараться ради преступников далекого будущего, осужденных за разбои и убийства; но он надеялся найти разгадку этой тайны.

Через три месяца после вынесения приговора он выдержал экзамен, удивив комиссию доскональным знанием не только «Повестей Белкина», но и «Пиковой дамы», и «Дубровского». Председатель комиссии, сраженный наповал вдохновенным видом юноши, отечески пожурил его за проступок, в результате которого он оказался перед ними, и выразил надежду, что подобное никогда не повторится. Михаила отпустили, и он вернулся к себе домой.

— Следующий! — пискнул судья и стукнул молотком так тихо, что паук, мирно переваривавший мотылька, не обратил на него никакого внимания. Рассерженный таким пренебрежением к суду, служитель Фемиды еще раз стукнул молотком и покосился на секретаршу. Секретарша, холеная красавица каких-нибудь семидесяти лет, рассматривала свои длинные ногти, выкрашенные в темно-лиловый цвет. Такими пальчиками уже жаль было нажимать на кнопку, и магнитофон работал без передышки.

Дверь широко распахнулась. Судья побледнел: близился самый серьезный миг в его жизни. Он постарался принять угрожающий вид, но тотчас обмяк. Дюжина роботов-охранников ввела в зал светловолосого молодого человека в роскошном костюме. За охраной рысцой бежал Эрве Прорва, лучший адвокат на Марсе. Секретарша, отчего-то заволновавшаяся, выразительно подперла рукой подбородок и послала молодому человеку взгляд из-под накладных ресниц. Он улыбнулся ей и непринужденно уселся в антикварное кресло, которое роботы внесли за ним. Бесстрастная монотонная речь чтеца лилась судье в наушник, и от слов, которые он слышал, волосы шевелились на его честной судейской голове.