- Партеногенез?
- Размножение без оплодотворения. Непорочное зачатие, по вашей терминологии. Правда, в отличие от евангельской истории, реальный партеногенез приведет к тому, что на Земле будут жить одни женщины. Но лучше уж это, чем полное исчезновение людей. И не смотрите на меня скорбно и осуждающе! Я прекрасно знаю, что церковь всегда осуждала вторжение науки в человеческую природу. Вы предпочитаете сочувствовать голодному, нежели дать ему хлеба.
- Не хлебом единым...
- Да плевать я хотел на ваши цитаты! Наука не нуждается в церковном благословении. Но мы не знаем, увенчаются ли успехом наши исследования. Мы слишком ограничены в средствах и во времени.
- Я буду молиться за успех ваших опытов - в той мере, в какой они послужат исправлению сделанного людьми зла, а не искажению творения Божьего.
- Молиться... - Координатор невесело усмехнулся. - Когда я говорю об ограниченности во времени, то имею в виду не продолжительность человеческой жизни. Нам нужен успех гораздо скорее, ибо люди уже чуют неладное. Советник по безопасности доносит о ползущих по Колонии слухах. Необходимо как можно скорее предъявить колонистам здоровых детей, иначе на нас снова обрушится хаос, и мы уже не сможем его сдержать.
- Я сделаю все, чтобы успокоить отчаявшихся. Если надо, я готов пожертвовать жизнью. Но нарушить обет...
Досадливая гримаса исказила лицо Координатора, но в этот момент загудел селектор.
- Советник по информации, - раздался в динамике голос охранника.
- Идите и подумайте, священник, - сказал Координатор. - Я не могу тратить на вас все свое время. Но я пришлю Советника по культуре.
И в самом деле, через несколько часов после того, как отец Петр вернулся в свое новое жилище, в его дверь постучали, и в комнату вошел невысокий, совершенно лысый - как и многие в Колонии - человек лет шестидесяти, некогда, вероятно, довольно полный, но сильно похудевший впоследствии, отчего щеки его свисали, как у породистой собаки; и в глазах его было что-то собачье, мудрое и безнадежно-печальное. Это и был Советник по культуре.
- Вы тоже собираетесь уговаривать меня? - спросил священник. Кажется, его вопрос прозвучал излишне резко, о чем он тут же пожалел, тем более что гость почувствовал эту резкость.
- Не знаю, что наговорил вам Координатор, - поспешно сказал Советник, - может, он даже угрожал вам, но вы должны его понять. Убеждение - это не его ремесло. До Войны он был начальником городской полиции. И, надо сказать, только такой человек и мог всех нас спасти. Именно такой, который способен действовать быстро и решительно, без всех этих наших интеллигентских рассусоливаний... Вам кажется странным, что я, полжизни находившийся в оппозиции властям, теперь защищаю откровенно диктаторские методы? - Советник печально улыбнулся. - Но вы не видели, что здесь творилось. Это был ад, настоящий ад... Озверевшая толпа, перекошенные лица, вопли... Повсюду огонь, пожары и факелы... Небо багрово-черное от дыма и копоти, днем темно, как ночью. Клубится пыль, трещат выстрелы, где-то осыпаются разбитые стекла. На главной улице баррикада из горящих машин, на нее лезет какой-то полуголый тип, размахивающий оторванной человеческой рукой. С крыш Университета по толпе бьют пулеметы. Штурм библиотеки, кого-то вышвыривают из окон... - Советник сжал виски ладонями, словно пытаясь выдавить, как гной, кошмарные воспоминания. Затем он вдруг резко поднял голову. - Но мы прошли через это. Вы понимаете? Мы справились. Мы обуздали анархию, отстроили убежища, наладили жизнь. Мы завоевали человечеству еще один шанс. Но мы, к сожалению, слишком дорого за это заплатили. И теперь только от вас зависит, воплотится ли этот шанс.
- Вы совершенно уверены, - спросил священник, - что из всех этих сотен тысяч мужчин... ни один...
- Увы, - покачал головой Советник, - у нас слишком хорошая медицинская аппаратура. Сомнений быть не может.
Отец Петр помолчал. - Я молился, - сказал он наконец. - Молился все время, как пришел от Координатора, надеясь, что ясность и покой снизойдут на меня, и я пойму, как должен поступить. Но Господь не даровал мне ни ясности, ни покоя.
- Покой для всех нас теперь недоступная роскошь, - произнес Советник, - но с ясностью все как раз в порядке. Война уничтожила вместе с цивилизацией все ее химеры и ложные цели. Что вам неясно? На одной чаше весов - ваш обет, данный тогда, когда в мире насчитывалось шесть миллиардов человек, и целые континенты боролись с ростом населения. На другой чаше - последняя возможность спасти то, что осталось от человечества, спасти для будущего возрождения.
Читать дальше