Артур Дойль: Кольцо Тота

— Картер уже ждет нас в Пале-Рояле, — сказал один из туристов, взглянув на часы. Оба поспешили к выходу, оставив ученого наедине со своими папирусами.

«Любопытно, что эти болтуны считают египетским типом лица», — подумал Джон Ванситтарт Смит и слегка повернулся, чтобы взглянуть на служителя.

Он вздрогнул, поглядев на него. Это был действительно тип лица, так хорошо знакомый мистеру Смиту благодаря его познаниям в египтологии. Правильные величавые черты, широкий лоб, округленный подбородок и смуглый цвет кожи — все это было копией бесчисленных статуй, мумий и рисунков, которые украшали зал. Не могло быть и речи о простом совпадении. Этот человек безусловно был египтянином. Достаточно взглянуть на угловатость плеч и на его узкие бедра, чтобы убедиться в этом.

Джон Ванситтарт Смит нерешительно направился в тот конец зала, где работал служитель, намереваясь заговорить с ним. Он не умел завязывать разговор. И ему казалось очень трудным найти золотую середину между покровительственным гоном лица, стоящего на более высокой ступени общества, и дружеским тоном заинтересованного собеседника. Когда мистер Смит приблизился к служителю, тот повернулся к нему в профиль, хотя взгляд его все еще был опущен на работу. Джон Ванситтарт Смит был поражен чем-то противоестественным и нечеловеческим в облике служителя. Особенно его поразила кожа лица: на висках и скулах она блестела, как лакированный пергамент. На ней не было даже намека на поры. Было невозможно представить себе хотя бы каплю влаги на этой иссушенной поверхности. Начиная со лба и кончая подбородком, кожа была заштрихована бесчисленным количеством морщин, которые переплетались друг с другом, будто природа в каком-то причудливом настроении хотела показать, какой странный и сложный узор она может создать.

— Где коллекция Мемфиса [3] Мемфис — древнеегипетский город, прежняя столица древнего Египта. Развалины его находятся недалеко от Каира (3-е тысячелетие до н. э.). ? — спросил ученый с неловким видом человека, придумывающего вопрос только для того, чтобы начать разговор.

— Там, — сухо ответил служитель, указывая головой в направлении другой части зала.

— Вы египтянин, не правда ли? — спросил мистер Смит.

Служитель поднял голову и обратил свои странные темные глаза на англичанина. Таких глаз мистер Смит еще никогда не видел — прозрачные, с неясным сухим блеском. Глядя в них, он заметил, что в их глубине возникает какое-то чувство, которое все растет, усиливается и, наконец, обнаруживается ясно, — ненависть и отвращение.

— Нет, мсье, я француз.

Служитель резко отвернулся и снова склонился над своей работой. Некоторое время ученый с изумлением глядел на него. Потом устроился в отдаленном углу зала за одной из дверей и стал делать заметки о сведениях, только что почерпнутых им из папирусов. Но его мысли никак не могли войти в привычное русло, они все время возвращались к загадочному служителю музея с лицом сфинкса и пергаментной кожей.

— Где я видел такие глаза? — спрашивал себя Ванситтарт Смит. — В них есть что-то, напоминающее ящерицу… пресмыкающееся, в них будто видна мигательная перепонка змеи, — размышлял он, вспоминая свои работы по зоологии. — Это она придает глазам такой блеск. Но в этих глазах скрывается еще что-то… Сила, мудрость, а также усталость, невероятная усталость и отчаяние, которые невозможно выразить словами. Может быть, все это только плод моего воображения, но я никогда не чувствовал ничего подобного. Черт возьми! Я должен еще раз заглянуть в эти глаза!

Он встал и прошелся по египетским залам, но человек, возбудивший его любопытство, исчез.

Ученый снова уселся в свой уютный уголок и вернулся к работе над заметками. Ему удалось почерпнуть из папирусов все необходимые сведения, оставалось только записать их, пока они были свежи в памяти. Сперва его карандаш быстро бегал по бумаге, но вскоре строчки стали менее ровными, слова менее четкими и, наконец, карандаш упал на пол, а голова ученого тяжело опустилась на грудь. Переутомленный путешествием, он так крепко заснул в своем уголке за дверью, что ни говор туристов, ни шум шагов сторожей, ни даже громкий хриплый звонок, возвещающий закрытие музея, не могли его разбудить.

Сумерки сменились ночным мраком. Шум с улицы Тиволи, сперва усилившийся, затем затих, далекие колокола Нотр-Дам пробили полночь, а темная одинокая фигура ученого все еще сидела в тени. Только около часу ночи от внезапного удушья и глубокого вздоха Ванситтарт Смит пришел в себя. Сперва у него мелькнула мысль, что он заснул дома в своем рабочем кресле. Лунный свет проникал через незанавешенное окно. Взгляд ученого упал на мумии, пробежал по бесконечным рядам витрин. Только тогда он понял, где он и как сюда попал. Ванситтарт Смит отнюдь не был нервным человеком. В его сердце жила любовь к неизведанному, любовь, свойственная людям его расы. Вытянув онемевшие руки и ноги, он посмотрел на часы и усмехнулся, разглядев стрелки на циферблате. Этот эпизод можно будет изложить в форме забавного анекдота в очередной статье, чтобы внести некоторое разнообразие в серьезный научный материал.