Жюль Верн - Вокруг Луны

На это можно было бы ответить, что люди такой закалки, как они, стоят выше повседневных забот и что у них есть занятия и цели поважнее собственной жизни.

Но главная причина в том, что они и не могли бы управлять снарядом, не могли ни остановить его полёта, ни изменить его направления.

Моряк управляет рулём своего корабля; воздухоплаватель может регулировать по вертикали движение воздушного шара. Они же никакими средствами не могли воздействовать на свой экипаж. Управлять им было невозможно. Поэтому они и не проявляли бесполезного волнения и беспокойства и целиком положились, как говорят моряки, на «волю стихии».

Где находились они в данную минуту — в восемь часов утра того дня, который на Земле считался 6 декабря? На это можно было ответить, что находились они, несомненно, в соседстве с Луной и даже довольно близко от неё — так близко, что она представлялась им громадным чёрным кругом на небе. Но вычислить расстояние до Луны было немыслимо.

Снаряд, движимый неведомой силой, пронёсся на расстоянии пятидесяти километров над северным полюсом Луны. Вот уже два часа, как они вошли в конус тени, и нельзя было установить, увеличилось ли это расстояние или сократилось. Чтобы определить скорость и направление снаряда, у них не было никакой отправной точки. Может быть, он удалился от Луны и скоро должен был выйти из полной тени; а может быть, напротив, они значительно приблизились к Луне и могли бы налететь на какой-нибудь высокий пик невидимого лунного полушария, что, разумеется, прекратило бы их дальнейшее странствие, к великому огорчению путешественников.

По этому поводу возник спор, и Мишель Ардан, всегда готовый дать любое объяснение, высказал мысль, что снаряд под влиянием лунного притяжения упадёт, наконец, на Луну, как падает аэролит на поверхность земного шара.

— Прежде всего далеко не все аэролиты падают на Землю, — возразил Барбикен, — а только очень немногие. Так что даже если мы и окажемся в положении аэролита, это ещё вовсе не значит, что мы непременно упадем на Луну.

— Но раз мы так близко от неё…

— Заблуждение, — отрезал Барбикен. — Разве ты никогда не видел «падающих звёзд», которые в иные месяцы тысячами исчерчивают всё небо?

— Ну конечно, видел.

— Так вот эти звёзды, или, вернее, небольшие небесные тела, светятся только благодаря тому, что сильно раскаляются, проходя через атмосферные слои. А раз они пересекают атмосферу, значит, они не дальше шестнадцати лье от Земли и, однако же, очень редко падают на её поверхность. То же применимо и к нашему снаряду. Несмотря на большую близость к Луне, он может всё-таки не упасть на неё.

— А тогда меня интересует, как же поведёт себя в пространстве наш блуждающий вагон? — допытывался Мишель.

— Как мне кажется, на этот вопрос могут быть два ответа, — сказал Барбикен после минутного размышления.

— Какие же?

— Снаряду предстоит выбор между двумя математическими кривыми, и он последует по той или по другой, в зависимости от скорости своего движения, которую я ещё не могу определить.

— Ну разумеется, — сказал Николь, — он может пойти либо по параболе, либо по гиперболе.

— Верно, — ответил Барбикен. — При одной скорости он пойдёт по параболе, при другой, более значительной, — по гиперболе.

— Люблю громкие слова! — воскликнул Мишель Ардан. — Стоит их только услышать, как всё тотчас же становится ясно. Что же это такое — парабола, позвольте вас спросить.

— Парабола, друг мой, — ответил Николь, — это незамкнутая кривая линия второго порядка, получающаяся от сечения конуса плоскостью, параллельной одной из его образующих.

— А, вот оно что! — произнёс Мишель с притворным удовлетворением.

— Это примерно траектория бомбы, выпущенной мортирой, — пояснил Николь.

— Отлично. А гипербола? — спросил Мишель.

— Гипербола — тоже незамкнутая кривая второго порядка, образуемая сечением конуса плоскостью, параллельной его оси. Она состоит из двух ветвей, уходящих в бесконечность.

— Скажите на милость, — воскликнул Ардан самым серьёзным тоном, словно ему сообщили о каком-то необычайном происшествии. — А теперь, капитан Николь, заметь следующее: в твоей гиперболе, я хотел сказать — гипер…бол…товне, мне больше всего нравится то, что она столь же непонятна, как и твоё объяснение.

Николь и Барбикен мало обращали внимания на выходки Ардана. Они пустились в научный спор. Их больше всего волновал вопрос, по какой кривой полетит ядро. Один стоял за гиперболу, другой за параболу. Они разговаривали чистейшими формулами с бесконечным количеством иксов. Доказательства излагались таким языком, что Мишель выходил из себя. Спор действительно был горячий, и ни один из споривших, казалось, не желал уступать противнику облюбованную им кривую.