Жюль Верн - Вокруг Луны

Барбикен всё снова и снова задумывался над непонятным явлением, каким образом, пройдя на таком близком расстоянии от Луны — всего в каких-нибудь пятидесяти километрах, — снаряд всё-таки не упал на Луну? Если бы ядро летело с большей скоростью, было бы понятно, почему этого падения не произошло. Но при сравнительно небольшой его скорости сопротивление лунному притяжению казалось необъяснимым. Подвергался ли снаряд действию какой-то неведомой силы? Притягивало ли его в эфире какое-нибудь другое небесное тело? Так или иначе, было очевидно, что он не соприкоснётся ни с одной точкой лунной поверхности.

Куда летел снаряд? Удалялся ли он от лунного диска или приближался к нему? Или же в этом глубоком Мраке его уносило куда-то в беспредельное неведомое пространство?

Все эти вопросы неотступно волновали Барбикена, но решить их он был не в состоянии. Может быть, невидимое светило находилось всего в нескольких лье, в нескольких милях, но ни он, ни его друзья не могли его видеть. Если какой-нибудь шум и раздавался на поверхности Луны, они этого шума не слышали. Воздуха, проводника звука, не было, чтобы донести до них «стоны» Луны, которую арабские легенды называют «человеком» наполовину окаменевшим, но всё ещё трепещущим и стонущим от боли».

Понятно, что всё это могло вывести из равновесия самого терпеливого наблюдателя. Наиболее интересное, таинственное, невидимое полушарие было сейчас так же недоступно для их глаза, как и с Земли! Полушарие, которое всего пятнадцать суток тому назад, или пятнадцатью сутками позднее, было или будет с избытком освещено солнечными лучами, теперь терялось в непроглядном мраке. А что станет со снарядом через пятнадцать суток? Куда увлекут его неведомые силы притяжения? Кто мог это сказать!

Астрономы полагают, что невидимое полушарие Луны по своему устройству совершенно сходно с видимым. Действительно, вследствие небольших либраций Луны, о которых рассказал Барбикен, открывается около седьмой части невидимого полушария и на этих участках наблюдаются такие же горы и равнины, цирки и кратеры, что и на карте видимого полушария. Значит, можно с достоверностью предположить, что и там — та же природа, тот же мир, бесплодный и мёртвый. Но что, если атмосфера существует именно на той стороне? Что, если воздух и вода породили жизнь на этих материках? Что, если там ещё существует растительность? Что, если благодаря всем этим условиям там живёт и человек? Сколько интересных вопросов можно было бы разрешить, если бы хоть одним глазком взглянуть на невидимое полушарие! Сколько загадок было бы разгадано на основании подобных наблюдений! И какое было бы наслаждение хоть мельком полюбоваться миром, доселе скрытым от человеческих взоров!

Понятно поэтому, какую досаду испытывали наши путешественники, когда вокруг них сгустился глубокий мрак: наблюдение лунного диска было им совершенно недоступно. Одни только созвездия радовали их взоры, и надо заметить, что никогда астрономы, будь то Фэй, Шакорнак или Секки, не находились в столь благоприятных условиях для звёздных наблюдений.

Поистине ничто не могло сравниться с великолепием звёздного неба. Эти алмазы, как бы вправленные в небесный свод, переливались всеми цветами радуги. Глаз охватывал весь небосклон от Южного Креста до Полярной звезды. Эти созвездия через двенадцать тысяч лет, вследствие колебаний земной оси, должны будут уступить свою роль полярных звёзд: первый Канопусу — в южном полушарии, и вторая Веге — в северном. Взор терялся в бесконечности вселенной, и снаряд летел точно новое светило, созданное руками человека. По вполне понятным причинам все созвездия сияли ровным, спокойным светом; они не мерцали, потому что здесь не было атмосферы, которая вследствие неодинаковой влажности и плотности слоёв воздуха вызывает мерцание звёзд. Здесь они сияли как ясные, кроткие очи, устремлённые в глубокий, непроницаемый мрак среди нерушимого безмолвия Вселенной.

Путешественники долго не могли оторваться от звёздного неба, на котором огромный диск Луны зиял громадной чёрной впадиной. Но постепенно их восторженное созерцание сменилось мучительным ознобом. От пронизывающего холода стёкла окон скоро затянулись изнутри толстым слоем льда. Отвесные лучи Солнца уже не согревали снаряд, который мало-помалу утрачивал скопившуюся в стенках теплоту. Это тепло благодаря излучению быстро рассеивалось в пространстве. Температура в их вагоне сильно понизилась. Вследствие этого влага при соприкосновении со стёклами превращалась в лёд, который препятствовал каким бы то ни было наблюдениям.