Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

— На колени! Проси прощения!

Людмила попятилась. А вот это ужас-ужас-ужас, отстраненно подумала она. Несколько раз уже бывало, что от жалости к себе и скандальных обвинений Вовка переходил к ярости. Но никогда еще это не случалось так быстро.

— Й-я сказал!

Он шагнул к Людмиле, больно вцепился ей в плечо, она дернулась, но Вовка держал крепко. Хоть трезвый, хоть пьяный, он был куда сильнее жены. Приблизив лицо, Вовка зашептал, горячо дыша на Людмилу смесью вчерашнего перегара и недавно выпитой водки:

— Убью тебя, сука! Убью, и меня оправдают! Но ты жить не будешь!

Одним движением он швырнул ее на пол. Людмила вскрикнула от боли. Муж возвышался над ней — огромный, страшный, с перекошенным лицом.

Чужой человек. Даже не человек — чудовище.

Из детской памяти выплеснулась мгновенная картинка. Она на высокой кровати (вернее, кровать кажется ей высокой, она лишь недавно научилась сама забираться на постель и спускаться на пол), смотрит издалека на то, что происходит в углу комнаты. Мать скорчилась на полу, обхватила голову руками, воет в голос. Пьяный отец громко ругается и с размаха бьет мать ногой. Дальше — ничего, провал.

Мама, я не хочу, чтобы муж меня бил! Я никогда не выйду замуж, мама!

Соврала.

Вышла.

Дура.

— Вовочка… — всхлипнула Людмила. — Не надо, Вовочка. Прости меня…

Чудовище нагнулось к ней, впилось стальными пальцами, дохнуло ядом:

— А, прощенья просишь? Значит, есть за что!

В коридоре хлопнула дверь.

— Вовочка, пусти, Виталик вернулся! — заволновалась Людмила. — Отпусти, пока он не увидел!

Муж придавил ее коленом к полу, обжег ненавидящим взглядом.

— Пусть видит! Он должен знать, что бабы стервы!

Людмила задергалась и обмякла. Хуже боли был стыд, незаслуженное унижение и ожидание еще худшего унижения. Сейчас сын увидит ее распластанную на полу, раздавленную, пресмыкающуюся…

— Отец, прекрати немедленно!

Голос Виталика зазвенел и сорвался.

Людмила повернула голову, взглянула сыну в лицо снизу вверх.

Подросток смотрел на отца с ненавистью. А на нее не смотрел вообще.

— Та-ак…

Людмила почувствовала, как колено убралось с ее груди. Мужчина распрямился в полный рост, угрожающе навис над подростком.

— Это кто тут права качает? Давно я тебя не порол! Думаешь, вырос уже, на отца гавкать?

— Нет! — выкрикнула Людмила.

Муж обернулся к ней:

— Тебя не спросили!

Она увидела, как сын закусил губу, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулаки, и заторопилась:

— Виталик, ну что ты! Разве так можно? Извинись перед папой. Извинись сейчас же! И не вмешивайся, когда родители… разговаривают.

С облегчением Людмила увидела, как Виталик разжимает кулаки. Но в следующий миг она поймала взгляд подростка и задохнулась, такое презрение было в нем. «Тряпка, — говорили ей глаза сына. — Ничтожество. Он тобой пол вытирает, а ты?»

— А идите вы… оба! — процедил Виталик.

Хлопнула дверь его комнаты.

— П-потому что! — возгласил Вовка, покачался с пятки на носок, тремя угасающими шагами добрался до кровати и упал лицом вниз. Через минуту раздался его придавленный храп.

Не чувствуя ног, Людмила выбралась в коридор. Из-за двери сына гремела неудобоваримая музыка, по-иностранному завывал истерический высокий голос. Людмила подергала ручку — заперто. Она прошла на кухню, налила воды из-под крана, выпила залпом. Поставила чайник на плиту. Налила еще воды — запить таблетку, но вместо того чтобы принести из прихожей сумку или полезть в аптечку, рухнула на табурет, закрыла лицо ладонями и затряслась в рыданиях.

Осознание только что случившегося смяло Людмилу и вышибло из нее дух. Что же она наделала! Виталик повел себя как взрослый. Вступился за мать. А она? Испугалась, что муж бросится бить сына. Рванулась помешать этому любой ценой. Выбрала глупую, неуместную роль родительницы, выговаривающей ребенку за проступок, потребовала извиниться… И потеряла уважение Виталика, в точности как когда-то ее мать потеряла уважение своей дочери.

— Мама… — прошептала Людмила. — Прости меня, мама.

В один миг она поняла все и ощутила свою жизнь не как привычный набор ярких картинок, а как логическую цепочку выборов и следствий. «Посеешь поступок — пожнешь привычку. Посеешь привычку — пожнешь характер. Посеешь характер — пожнешь судьбу». Когда-то она выписала эти слова круглым школьным почерком в заветную тетрадочку, но никогда до сих пор не понимала их истинного значения. А теперь, словно в мозгу у нее зажегся мощный прожектор и высветил все закоулки, Людмила увидела, как ее собственные поступки складывались в судьбу.