Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

Война уже шла и в Испании, и во французской колониальной империи, и в Соединенных Штатах, где американцам с большим трудом удалось остановить японцев на Миссисипи.

Муж Эстер был теперь послом в Рио-де-Жанейро, но она туда не поехала. Вскоре она передала, что находится под наблюдением и на какое-то время наше общение становится проблематичным. А потом я узнал, что ее арестовали.

В Берлине я показал пистолет знакомому оружейнику, которому, впрочем, не мог полностью доверять; оружейник объяснил, почему его заклинило, и дал мне другой — точно такой же, но действующий.

В сентябре мы обосновались в Мюнхене. Товарищ Альберт (как называло его правительство Розы Люксембург) и я наконец-то достигли цели. От Мюнхена до границы империи было совсем недалеко, а немецкие власти располагали необходимыми нам запасами энергии.

Альберт устроил меня секретарем в университет на кафедру физики, и пока он отлаживал самодвижущуюся машину, я работал над координатами. Через подпольную организацию я переправил в Сараево временной маячок. Его установили в стене прямо над столом, в ящике которого лежал пистолет.

Тем утром я получил известие об Эстер; женщина, вместе с которой она оказалась после ареста, написала мне, что Эстер отправили в лагерь. Милена Йесенска, так звали эту женщину, не стала скрывать от меня, что положение заключенных там хуже всего, что только можно себе представить. Там была даже эпидемия тифа. Бедная Эстер! В том, что с ней произошло, есть отчасти и моя вина.

Наконец все было готово. Мы собрались в атомной лаборатории в Дахау. Все утро я думал об Эмме; сегодня, 8 мая, ее день рождения. Пусть Господь даст мне наконец забыть, что она сделала! Но через несколько минут все должно перемениться. Даже эти листы, на которых написано мое повествование, даже они не будут больше существовать.

Дело сделано. Франц-Фердинанд никогда не будет императором Австрии, никогда не призовет Гитлера к власти, и двадцатый век останется в истории как путь человечества к счастью и процветанию.

Я доволен собой. Чтобы действовать наверняка, требовался историк. И единственный возможный момент — неудавшееся покушение в Сараево 14 июня 1914 года. Сколько раз за эти годы мы сожалели, что пистолет Принципа дал осечку! И вот, пожалуйста, не позднее чем через десять минут, все будет исправлено. Гаврило Принцип останется в истории тем, кто убил Франца-Фердинанда, человечество будет жить в мире, и я здесь, в Дахау, наконец-то стану жить спокойно и счастливо, наслаждаться этим прекрасным весенним днем, даже не зная, какие опасности мне могли бы угрожать.

Перевела с французского Злата ЛИННИК

© Pierre Gevart. Comment les choses se sont vraiment passees. 2001. Публикуется с разрешения автора.

Трейвис Ларсон сидел в красном кожаном кресле в офисе своего адвоката и поглаживал пушистую голову пуделя по имени Кори, расположившегося у него на коленях.

— Неужели мы не можем ничего сделать? — спросил Трейвис.

— Она в своем праве, — ответил Беверман, адвокат.

— Но Кори — моя собака. В документе прописано, что она останется у меня.

— Она и останется.

— Да, но я хочу, чтобы Кристин удалила копию.

— Честно говоря, я не думаю, что мы можем заставить ее это сделать. — Адвокат взмахнул рукой, и в воздухе возник договор о расторжении брака. — Здесь ничего не сказано о копировании информации. Если твоя бывшая жена решила оставить себе копию общей собаки, у нее есть на это полное право.

— Но…

— Слушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Эти новые технологии застали всех нас врасплох. Но ты, по крайней мере, можешь утешать себя тем, что изначальная, самая первая Корки, останется у тебя.

— Кори, — поправил Ларсон.

— Кори. Конечно. Прошу прощения.

— Позволь тебе кое-что показать, — сказал Ларсон.

Адвокат закрыл файл, скомкав проекцию, витавшую в воздухе.

— Только если это не займет много времени. У меня встреча через пять минут.

Ларсон опустил Кори на пол. Собака села и внимательно посмотрела на хозяина. В ее глазах читалось обожание.

— Лапы! — скомандовал Ларсон.

Кори встала на задние лапы.

— И раз, и два, и три!

Кори принялась крутиться на месте, как балерина, пушистые уши отставали от головы на четверть оборота.