Наталия Никитайская: Вторжение Бурелома

- Так что ты предлагаешь: отказаться играть елки, вот сейчас, в разгар сезона?.. Или не ходить на работу?.. - произнести это умудрилась грубо, если не сказать - по-хамски грубо.

Отец ничего не ответил, только обиженно набычился, глядя в глубину кружки с чаем. И мне стало стыдно: в очередной раз отыгралась на родителях.

- Ладно, папа, прости! - сказала я. - Ты прав, я постараюсь прислушаться к твоему совету...

Отец посмотрел мне в глаза и молча кивнул. И столько любви увидела я в его взгляде, столько беспокойства за меня и столько понимания, что даже вздрогнула...

- Папа, я тебя очень люблю, - сказала я неожиданно.

Отец опешил: такие нежности не были приняты между нами. И мне показалось, что на глаза его навернулись слезы. Он ничего не ответил, только подошел ко мне и, как в детстве, погладил по голове. Как маленькую, когда я упала и расшибла колено.

Нет, Феникс не был похож на моего отца. Самоотверженная любовь никогда не станет его слабым местом!..

"Господи! - подумала я уже на бегу. - Как же мне с ним играть сейчас?! Он же дотрагиваться до меня будет!.." И от одной этой мысли меня передернуло. И я вся подобралась: меня предают во второй уже раз, а мне все хочется ответить на вечный женский вопрос, классически сформулированный: "Мой милый, что тебе я сделала?!" "Да ничего особенного, - подумала я сейчас, - просто создала лишнюю проблему. А нынешние мужчины предпочитают женщин, вроде Верки, - и красивых, и не имеющих проблем с совестью!.."

Какая-то слепая, взрывной силы обида подхватила меня. О муже, достойном доверия, размечталась!.. Никого еще я не хотела увидеть мертвым, но теперь именно это желание - чтобы Феникс исчез с лица Земли навсегда! кипело во мне... И сквозь это кипение я почувствовала вдруг, как сильно болит затылок. Эта боль и отвлекла меня и приглушила мою ненависть.

Выходя из автобуса, я приостановилась возле зеркальной витрины роскошного магазина и увидела там свое отражение, лицо свое, перечеркнутое злобой и от этого ставшее уже не моим лицом, и - опомнилась... Гнев и злость постепенно сменились во мне иронией, а отвратительные и позорные мысли сложились во фразу, которая окончательно меня отрезвила и даже заставила усмехнуться:

"Ее роман благополучно завершился смертью любовника!.."

Пожалуй, я уже была готова к встрече с Левой, я уже - хотя бы в общих чертах - понимала, как буду вести себя с ним... Тот самый "другизм", который я осознала вроде бы так недавно, уже понадобился. И если именно об этой - осознанной жизненной силе - говорил мой Старик, обещая благотворное действие удара по затылку - спасибо моему Алмазному Благодетелю!..

"Разве может человек без подзатыльника понять, что на свете существует чувство собственного достоинства?!"

Эта мысль прозвучала во мне с несомненной горечью - и тут же недовольно откликнулся камень. "Тебя не спросили!" - прикрикнула я, и он замолчал.

Когда мы с Анастасией Ивановной встретились в вестибюле, я могла уже успешно скрывать свое настроение. Анастасия Ивановна пришла с маленькой девочкой, чем-то отдаленно на нее похожей.

- Моя внучка, Мариночка. Дома мы называем ее Машей.

- Значит, тезки, - улыбнулась я.

- Бабушка Настя сказала, что вы будете Снегурочкой, да? - спросила меня девочка.

- Да, - подтвердила я.

- Это хорошо, - твердо сказала она в ответ.

- Чем же? - мне стало интересно.

- А вот у нас в садике есть девочка, у которой мама играет Бабу-Ягу, так она плакала...

- Баба-Яга?.. Плакала?..

- Нет, Кира, конечно.

- Ну, и зря она плакала. Можешь ей сказать, что на роль Бабы-Яги только самых-самых хороших артисток берут. А тех, что похуже, - тех на роль Снегурочек.

Марина недоверчиво на меня посмотрела: видно было, что мне она не поверила, но сомнение все-таки возникло...

Я торопилась за кулисы, поэтому разговора с Анастасией Ивановной не получилось. Я радовалась этому: ныть и жаловаться не хотелось.

За кулисами меня ждал сюрприз. Перед зеркалом приклеивал брови Деда Мороза наш когдатошний студент. Левы в гримерной не было. Юрка испытующе смотрел на меня.

- Удивлена? - с намеком на вопросительную интонацию спросил он.

- Скорее потрясена, - ответила я правду, и жгучий румянец стыда обжег меня изнутри. Однако щеки вопреки этому стали только чуть-чуть бледнее.

- Снова командировка, ёш твою!.. И снова тебя не предупредил?! И это любовь?! - вопросил Юра, как всегда ерничая.

- Да, кстати, - сказала Валентина, вклиниваясь в разговор, - ты с кем в вестибюле стояла? Неужели это Анастасия Ивановна?..